Только теперь она вспомнила, как мать обещала передать ей свой колдовской дар (мол, подрастешь – станешь ведьмой-хранительницей Дивнозёрья) – и свой дерзкий ответ:

– Ты чего несешь, мать? Хватит с меня этих глупых суеверий. Нас в пионеры на следующей неделе принимать будут. А настоящие пионеры не верят ни в бога, ни в черта. Эх, что ж ты у меня такая необразованная…

С тех пор все – как отрезало. Настоящее волшебство – штука тонкая: не хочешь его замечать, настаивать не будет. Потом, правда, уже и захочешь – не увидишь. Поэтому часто бывает так, что дети замечают волшебные вещи, а взрослые – нет. Аннушка просто рано повзрослела…

– Ну чего ты сейчас-то хочешь, мам? – Она в сердцах звякнула чашкой о щербатое блюдечко. – У меня уже давно другая жизнь. Не нужно мне твое волшебство, одна морока с ним. Меня люди и так всю жизнь за дурочку и врушку держали, остроухой кикиморой дразнили. Я с первой же зарплаты в городе пластику ушей сделала, чтобы от нормальных людей не отличаться. Тебе, может, и привычно всю жизнь одной куковать, а я замуж хочу выйти, бизнес свой открыть, деньги зарабатывать хорошие, за границу съездить, на море…

– Анют, ну тогда скажи это не мне, – вздохнула мать. – Пускай уже Дивнозёрье тебя отпустит раз и навсегда. В нашем роду с давних пор рождались девочки со способностью видеть незримое. А в тебе еще и дивья кровь. Твой отец не человеком был, понимаешь?

Аннушка, конечно, знала это, но тоже вытеснила из памяти. Эх, ну почему ей нельзя быть самой обычной девчонкой, безо всей этой волшебной ерунды?

– Ладно. – Она поправила челку (перед поездкой постриглась по последней моде, а мама даже не заметила, обидно!). – Как мне отказаться от дара? В поле выйти покричать?

– А хоть бы и в поле. Сегодня же Живин день. Те, кому надо, – услышат. Только захвати с собой даров, чтобы не разгневались добрые соседушки. Ты же вроде как их милость отвергать собираешься.

– А я их ни о какой милости не просила, между прочим! – вскинулась Аннушка.

Но все-таки послушалась: завернула в пакет кусок вафельного торта, пару бананов (с таким трудом достала, а мама даже не попробовала, обидно!), колбаски в нарезке (на работе к майским праздникам выдали), по совету матери взяла еще крашеные яйца и семечки для птиц и, как только выпала ночная роса, потащилась со всей этой снедью в поля – оберег на шею надевать не стала, хотя мать настойчиво совала в руки какую-то деревяшку. Ей уже хотелось разделаться со всем этим как можно скорее…

В воздухе пахло дождем и влажной землей. Казалось, моргнешь – лопнут почки, зазеленеют деревья, пойдут в рост побеги… Природа уже пробудилась и готовилась выстрелить зеленью. Аннушка всегда любила весну, но сейчас особой радости не испытывала. Ей было немного не по себе: все казалось, будто бы за ней кто-то наблюдает из тьмы…

Выйдя в поле, она рассыпала угощение для птиц, выложила дары на бязевую скатерку и уселась прямо на землю, скрестив ноги по-турецки.

– Какой же ерундой я собираюсь заняться! – сказала она с нервным смешком и прикрыла глаза.

Деревенская ночь не была тихой. Повсюду что-то скрипело, пересвистывалось, ухало. В овражке звенел ручеек, где-то неподалеку квохтали куры, мычала корова в чужом хлеву…

Аннушка коснулась пальцами влажной распаханной земли и прошептала:

– Не знаю, кто меня слышит и слышит ли вообще, но я пришла сказать, что отказываюсь от всего, что положено мне по праву рождения. Не желаю быть ведьмой-хранительницей. Не моя это судьба. Отпустите, прошу. Дайте прожить свою собственную жизнь, не отнимайте удачу и маму тоже не наказывайте. Она ни в чем не виновата, пусть не болеет и не страдает из-за меня.