-- Айо… -- рот я захлопнула мгновенно, просто от неожиданности. Но то, что я свободно произнесла местное «да», напугало меня довольно сильно.

Женщина-монашка ничего странного в моем поведении не обнаружила. Напротив, ответу она обрадовалась и, пробормотав: «Сейчас-сейчас, потерпи», торопливо ушла, цокая по полу деревяшками. Вернулась она через несколько минут, принеся с собой кувшин чуть теплого травяного чая и большую кружку, из которой и напоила меня, предварительно усадив.

Я совершенно не понимала, что нужно делать и говорить, но почему-то абсолютно не было желания задавать провокационные вопросы. Как-то я уже внутренне смирилась с мыслью, что в этом месте не стоит спрашивать, как я сюда попала, можно ли мне получить мобильный телефон, чтобы позвонить, и когда будет ближайший рейсовый автобус до Черемушек. Если хоть как-то еще можно было логически объяснить и беленые стены, и необычный крест, и всех этих незнакомых женщин, то вот уж молодое и совершенно чужое мне тело ни в какую логику не укладывалось.

Если сразу после ухода преподобной матери я еще подозревала некий розыгрыш, хотя даже представить не могла, кому бы захотелось меня так обмануть, то после того, как рассмотрела доступные мне части тела: чужие худенькие руки, стройные и очень молодые ножки, а также потрогала совершенно роскошные по густоте волосы, свернутые небрежной улиткой на затылке, сомнения меня покинули.

Эти волосы ошарашили меня больше всего. Выдернув из узла несколько деревянных шпажек, я перебирала локоны в руках, периодически дергая то одну, то другую прядку, и с недоумением ощущала боль от каждого рывка. После третьего неудачного ЭКО моя родная, когда-то роскошная шевелюра поредела до знаменитого: «Три волосины в два ряда».

Так что перед тем, как задремала, я почти поверила, что очнулась в чужом теле. И, похоже, заодно уж и в чужом мире. Сейчас просто началась вторая часть непонятной истории, в которую я влипла. У меня еще не было возможности толком обдумать то, что я слышала: про какого-то слепого барона, предстоящее замужество и шесть старших сестер. Вроде бы все это относилось ко мне.

Напиток, которым меня поила монашка, содержал мяту, валериановый корень и что-то еще, довольно неприятное на вкус. Однако он хорошо снял сухость во рту, и я почувствовала себя немного лучше. Женщина между тем, поставив кувшин и чашку на стол, со стоном потерла поясницу и с протяжным вздохом опустилась на скрипнувшую табуретку:

-- Ох, хоть бы ненадолго вытянуться во весь рост и полежать… После земных поклонов у меня всегда так спину тянет…

Надо было что-то отвечать: она смотрела на меня, явно ожидая реакции. Я чуть прикрыла глаза и, избегая встречаться с ней взглядом, и тихо сказала:

-- Койка пустая. Если ты полежишь недолго, тебе станет легче.

-- Бог с тобой, Клэр! Ежли преподобная мать увидит, накажет обязательно. Ты будто со стога упала, что такую глупость говоришь. Ой… -- монашка испуганно прикрыла себе рот ладонью и, растерянно глядя на меня, забормотала: – Прости Господи, язык мой длинный! Ты ведь и правда упала с лестницы, а я такие глупости несу!

-- Ничего страшного. Ты же не со зла.

-- Ой, Клэр, конечно, не со зла. Тебе полегче-то стало?

-- Не слишком. Голова все еще кружится, – говорила я на этом языке совершенно свободно, прекрасно понимая каждое слово. Лились они сами собой, не вызывая никаких затруднений. А вот когда я попробовала сосредоточиться на этой мысли и понять, как же так получается, левый висок прошила такая острая боль, что я поморщилась и отложила проблему на потом. Да и была она не самой важной.