-- Сказывают, там только десять или двенадцать человек живых осталось, да и из тех трое – старики древние. Оно уже и вроде как и не деревня, а просто хутор. У барона Штольгера деревень целых пять – Лаура повернула ко мне ладошку с растопыренными пальцами, показывая, сколько у этого Штольгера деревень. – Так люди сказывают, он ни сна, ни отдыха не знает. Сам везде ездит с охраной и во все вникает, и хозяйствует на славу. А слепой барон что… – собеседница небрежно пожала плечами. – Сам никуда, а сынок у него весь в матушку пошел. Вроде хозяйствует, а только все хуже выходит, и люди бегут.

Все, что рассказывала мне Лаура о жизни вокруг, относилось или к совсем недавним годам, или к нынешнему времени. О том, что было всего десять-пятнадцать лет назад, девушка не знала почти ничего. Для меня это было очень странно.

Я не большой знаток истории, но все же понимала, как образовывались первые крупные города и как вояки добивались власти. Но почему начали приходить в упадок дела семейства фон Брандтов, не могла сообразить. Хотя, надо сказать, сейчас это были скорее игры разума: я все еще очень слабо представляла себе окружающий мир и потому жадно цеплялась за любые сведения, которые могла получить.

На шестой день нашего сидения в келье, вскоре после обеда, к нам зашла сестра Рания:

-- Мать настоятельница говорит: больно много вы трещите, а работаете мало. При огороде-то мне уже тяжело по жаре. Так она вам, девоньки, повелела в келье не сидеть, а идти со мной в мастерской работать. Тебе, – она взглянула в мою сторону, – на молитвы пока ходить не велено. Знай себе, сиди да шей. А ты, милая, - обратилась она к Лауре, – с завтрашнего дня ступай на молитвы и работать.

Глядя на наши растерянные лица, сестра Рания по-доброму усмехнулась и добавила:

-- Да не пугайтесь, дурехи. Ты, Лаура, на молитвы ходи, а потом в швейную и возвращайся. Будешь присматривать за Клэр, мало ли что? Вдруг девоньке опять сплохеет, так ты хоть помощь кликнешь. И я там буду сидеть рядышком.

Лаура расстраивалась: просыпаться так рано утром ей не хотелось. А я размышляла о том, что, может быть, оно и к лучшему. Все же там, в мастерской, будут женщины и старше, и опытнее. Возможно, я смогу получить от них новую информацию.

То, что меня ожидает брак с отвратительным мужиком, а потом и свекровь с мерзким характером, я уже поняла. Но совершенно не представляла, что делать дальше. Если бежать, то куда и как? Есть ли у них здесь документы и где из выдают. Сколько вообще у меня шансов выжить в этом мире за воротами монастыря?
_________________

*божедом – сторож скудельницы или кладбища, погоста, живущий там и погребающий покойников. В мире, куда попала героиня.
*скудельница – устаревшее русское обозначение общей могилы или кладбища для людей, за погребение которых некому было заплатить. Здесь также хоронили самоубийц и тех, кто умер внезапно, без причащения и покаяния.

9. Глава 9

Дни бежали, очень похожие один на другой, и постепенно я привыкала к укладу монастыря.

Напуганная попыткой самоубийства настоящей Клэр и моими обмороками, настоятельница пока не пыталась меня больше тиранить. Очевидно, для нее было достаточно важно оставить Клэр в живых. Так что больше меня не посылали на огород. А скотный двор я видела только несколько раз мельком, когда бегала в туалет. И надо сказать, что монашкам, которые ухаживали за живностью, приходилось весьма нелегко. Меня же так и оставили при швейной мастерской.

Первые дней десять со мной еще ночевала Лаура. Кормили меня все еще отдельно, и я щедро делилась с приятельницей едой. Очевидно, чтобы не возбуждать зависть сестер, еду мне так и носили в комнату-келью. Лауру же довольно быстро вернули в общую трапезную, но по возвращении оттуда она всегда получала часть моей каши, хлеб с маслом, сыр или вареные яйца, смотря что мне давали на завтрак и ужин. Будили ее намного раньше, и трижды в день Лаура ходила на молитвы. Меня же, как ни странно, пока не обременяли.