-- Ну вот, смотри… Это нам сегодня с тобой полить нужно будет. Часть сейчас до полудня. А что не успеем, то уже ближе к вечеру. Если допоздна провозимся, придется завтра ни свет ни заря нагонять. Сестра Рания говорит, что капусту через день поливать обязательно, а то, дескать, солнцем ее попалит.

Ряды капусты пока что напоминали нечто непонятное. Округлые отдельные листья размером примерно с мою ладонь, которые вяло шевелились от легкого ветерка – никаких кочанов. Тут же, у неглубоко ручья, дном кверху стояли жестяные ведра. Не слишком большие, литров на пять-шесть каждое. Лаура вздохнула, подхватила два из них и, зачерпнув воды, вылила по половинке ведра под два растения.

Я ощущала некоторую оторопь: неужели все эти бесконечные грядки придется поливать именно так?! Однако выбора все равно не было. Я повторила за Лаурой ее действия: подхватила ведра и поднялась по склону, где была посажена капуста, и полила четыре растения на двух рядках.

Ведра были не такие уж и большие, сперва работа показалась мне достаточно легкой, хоть и монотонной. Однако уже через час с небольшим ведра налились тяжестью. И солнце, припекающее все сильнее, нагрело голову. И ряды капусты, кажется, стали еще длиннее. Я продолжала монотонно спускаться к ручью, черпать воду и поливать, идя рядом с Лаурой, и таки дождалась светлого момента, когда она сказала:

-- Передохнем…

Отдыхать мы сели на берегу, в тени старой плакучей ивы. Сперва и я, и она ополоснули лицо и шею из ручья, утерлись подолами и блаженно расслабили спины и плечи, прислонившись к прохладному наклонному стволу.

-- Слава те Господи, что у мужа моего для огородных работ батраки найдутся. До чего ж я ненавижу это дело!

Мне показалось, что это некий момент, которым стоит воспользоваться:

-- Лаура, а у тебя жених кто?

-- Тю! Неужели правда не помнишь?! Эк тебе досталось… – Она с сочувствием посмотрела на меня и, вздохнув, заговорила:

– Батюшка у него лавочник. А он сам на подмоге. Сестра еще есть, старшая, но давно ее отделили и взамуж выдали. А свекровка померла три месяца назад, – тут девушка перекрестилась и со вздохом добавила: – Нравная она очень была. И мужа своего, и Пауля моего вот так вот держала, – напарница сжала загорелый кулачок и потрясла им в воздухе. – Потому и замуж за него идти боялась: очень уж матушка его ядовитая была. Впрочем, – Лаура вздохнула и, слегка повернувшись, погладила меня по плечу, – с твоей-то покойная тетка Янина и не сравнилась бы. Намаешься ты, девка… ох и намаешься…

-- Лаура, я и тебя то едва в лицо узнала. А уж жених мне вовсе чужим показался! Как есть, ничего про семью его не помню. Может, расскажешь, что знаешь?

Лаура неопределенно пожала плечами и сообщила:

-- Болтают про них многое… Но то, что у баронессы служанки каждые несколько месяцев меняются: это доподлинно известно. И каждая, кто уволилась, всякие страсти рассказывает. И бьет она их, и щипать любит, и гоняет по лестницам почем зря…
Много что про нее болтают. А больше всего про то, что жрет как не в себя. Потому почти не ходит, и вот это самое кресло с ней таскать никаких сил не хватает. А лакея на такую работу она брать не велит: дескать, неприлично, чтобы баронессу посторонний мужик возил. Оттого и сына женить надумала на тебе.
Горничную-то, слышь, после смерти последней невестки найти не могут. Никто не идет. Известное дело: твои родители супротив нее ничего не стоят. Так что защиты тебе никакой не будет. Ежели надеешься, что муженек по осени в графские войска уйдет, так сильно не обнадеживайся. Уйти-то он уйдет, но никакого облегчения тебе от этого не станет.