— Катти, это твое. Мадди, это вам. Служанка попалась на горячем, — усмехнулась мора Ровейн. — Я проинспектировала, ничего опасного или запрещенного обнаружено не было. Но больше посылок из дома не будет.

— Спасибо, — вздохнула ванен Скомпф.

— А что это? — Катти открыла коробку и с удивлением смотрела на тончайший, полупрозрачный черно-серебряный шелк.

— Шарф. Аника сказала — ты знаешь.

Охнув, Катарина вытащила присланный подарок и подняла на вытянутых руках. Длинный шарф, в концы которого было зашито по шарику утяжелителю.

— Передай море Анике мою благодарность.

— Она эйта, — усмехнулась Германика.

— Она эйта Аника, — согласилась Катарина. — Полагаю, Аника — это сокращение от астаники. Но мне кажется, что до того как стать тем, кем она стала…

Договаривать Катарина не собиралась. Чужие тайны, особенно тайны владелицы веселого дома, не стоит вскрывать. Это редко окупается.

Замолчав, Катарина намотала на кулак один конец шарфа и взмахнула рукой — черно-серебряная полоса со свистом рассекла воздух.

— Что ж, в каком-то смысле я даже не сильно выпаду из традиций, — протянула Катти.

— Главное, чтобы шарик не прорвал шелк и никого не убил, — хмыкнула Мадди.

— Главное, чтобы шарик не убил принца и белатора, а остальных… остальных могут и простить, — отмахнулась мора Ровейн. — Как вы помните, правящая семья в Отборе не участвует.

— И даже не смотрят?

— Смотрят, конечно, смотрят. Как пропустить такое веселье. Белаторы потом показывают им в зеркалах особенно веселые моменты. Но… Я скажу вам то, чего нет в Хрониках. Нет и никогда не будет. Выбор невесты — первый серьезный шаг короля. Пусть его высочество еще принц, но именно Отбор делает его королем.

— Я запуталась, — вздохнула Мадди. — Король ведь еще молод.

— Коронация состоится лет через десять, — кивнула Германика. — Но…

— Я, кажется, поняла, — перебила дуэнью Катарина. — Позвольте, я попробую объяснить? Отбор — это финансовая дыра в казне. И огромная ответственность — принц сейчас выбирает ту, с которой ему жить всю оставшуюся жизнь. Сейчас экзамен сдаем не только мы, невесты-избранницы, но и принц. Каждый его шаг отслеживается, каждое решение обсуждается. Каждое испытание, придуманное им, взвешивается его родителями. И, вероятно, кем-то еще.

Германика кивнула.

— Я бы ему посочувствовала, — буркнула Мадди, — если бы наблюдала со стороны.

— Мы зато пронаблюдали, — хохотнула Германика. — Я со вчера хочу спросить, ну что, как принц-то?

— На вкус? Как теплый чеснок, — пожала плечами Мадди. — Одно в нем хорошо, от щетины явно магией избавляется — щечки нежные, как у девицы.

Три благородных дамы заржали как самые неблагородные лошади.

— Нет, а правда, зачем там блюда с чесноком? Принц, конечно, хорош. Приятный, глаза умные, воспитанный. — Катарина пожала плечами. — Но чеснок все портит.

— Ты сейчас будто пса описала, — шепнула Мадди.

— Не думаю, что в чесноке есть особый смысл. Скорее всего, Хиллиард его просто любит. А Хиллиарда любят и повара, и слуги. Вот и балуют, — пожала плечами мора Ровейн. — Бегите на завтрак.

— С моей посылкой, — с достоинством ответила Мадди, — завтракать мы будем в апартаментах мэдчен ван Ретт.

Как девушки несли свои цветы и коробки, достойно отдельной песни. Особенно учитывая, что у Катарины была свободна всего одна рука, а Германика растворилась в воздухе.

— Ну, с одной стороны, что-то меня потряхивает, — Мадди сноровисто накрывала на стол, — с другой, у нас есть вино. И что бы ни произошло вечером, мы сможем это запить. К тому же еще чуть-чуть — и на одно испытание станет меньше.