Стена алого пламени встала перед ней мгновенно, но, против всех ожиданий, оно было не таким уж сильным. Грогана сильно прижало, у него было сломано несколько ребер. Эсме шагнула вперед, прямо в пламя – оно не обжигало и при соприкосновении с ее силой отстранялось, словно в испуге. Ей много раз приходилось проделывать это вместе с Велином, пока учитель удостоверился, что она в состоянии работать сама. Они лечили гроганов неоднократно, потому что эта работа считалась грязной и за нее мало платили – другие целители Тейравена не желали опускаться так низко, а Велин говорил, что никакая живая тварь не заслуживает боли и страданий.

Эсме протянула руки и ухватила один из языков пламени, который тотчас превратился в красную нитку, и принялась осторожно сматывать боль в клубок.

Когда нить закончится, она поймет, где источник боли, – без этого невозможно исцеление…

Целительница открыла глаза и увидела прямо перед собой поросшую черной шерстью физиономию: гроган оглядывал ее лицо, посапывая, и, в общем-то, опасным не казался. Но не испугаться было трудно. Она оглянулась – Кайо по-прежнему стоял у порога, поигрывая плеткой.

– У н-него сломано пять ребер, – внезапно севшим голосом проговорила Эсме. – Осколок пробил легкое. Я… я вылечу…

Кайо кивнул, и на мгновение Эсме показалось, что он смущен.

– Целительница… там, в порту… они… в общем, когда фрегат попытались успокоить, он… задавил еще пятерых. Ты примешь их?

Эсме посмотрела на раненого – он приоткрыл глаза и дышал ровнее, но не шевелился.

«Потерпи, я сейчас!»

Она кивнула.

– Конечно, Кайо. Моих сил хватит на всех.

Самым сложным было сделать так, чтобы осколок кости вышел, не навредив сильнее, чем это уже удалось сделать фрегату. Она не могла одновременно удерживать боль и сращивать сломанные ребра, поэтому определенная доля риска в этой работе все-таки была.

Потерпи, я скоро…

Когда Эсме закончила работу и открыла глаза, гроган лежал тихо, словно не веря, что все кончилось. Ей даже показалось, что на мгновение его физиономия осветилась радостью, которая роднит всех живых существ, – радость, когда у тебя ничего не болит. Потом он медленно встал и потопал к выходу – работать.

Гроганы в своей жизни знали только то, что надо работать – иначе будет больно.

Эсме закусила губу и поманила к себе следующего грогана – у него оказалась сломана рука, и по сравнению с осколком кости в легком это был очень простой случай. Еще у двоих была содрана кожа на спине – не иначе, их протащило вдоль каменного пирса. Да и шкура у фрегата вовсе не шелковая…

– Идите. – Гроганы повиновались. Еще долго их можно будет отличить от собратьев по большим залысинам на спинах и плечах – может, стоит позвать обратно и доделать работу? Но как раз в этот момент привели новых раненых, и одного взгляда на них хватило, чтобы понять: сегодня, похоже, она наконец-то будет спать без сновидений.

Эсме коснулась каждой лохматой головы и выбрала того, в ком пламя боли горело сильнее прочих, почти на пределе возможного.

Заглянув внутрь, она испугалась и тотчас начала сматывать нити – но их с каждой секундой становилось все больше и больше. Они лезли отовсюду, становились все длиннее, путались, прилипали к рукам. Глухие удары чужого сердца звучали неравномерно, постепенно затихая.

Эсме огляделась.

«Неужели я не справлюсь?»

Хребет грогана сломать не так просто, но от удара фрегата он треснул, как гнилая доска, и это было только полбеды.

«Я сумею! Я все сделаю!! Я…»

Внутренности грогана превратились в сплошное месиво.

Кровь текла, нити все прибывали…