- Здравствуй, хозяйка! – произнесла она таким же теплым и негромким голосом.

И без того сгорбленная годами, она вдруг низко склонилась передо мной, и я смутилась, покраснев.

- Какое уж тут здравие, - ворчливо произнесла в ответ.

Бабушка приблизилась к кровати и осторожно коснулась края моей повязки на ноге.

Я ожидала, что она захочет взглянуть на мои раны, но она лишь плавно провела по ноге рукой, словно видела сквозь белые ткани.

- Вы хотите снова ходить, не так ли? – спросила она, поднимая на меня свои глаза.

- Я хочу не просто ходить, я снова хочу танцевать, баба Феня! – честно призналась ей я.

- Танцевааать, - протяжно и задумчиво отозвалась она.

- Да! – заметно нервничая, отозвалась я.

- Вот если вы этого по-настоящему захотите, тогда обязательно сможете, только не скоро, хозяйка: придется набраться терпению, прикладывать немало усилий, и, возможно, вы будите сильно уставать и страдать от диких болей, прежде чем научитесь порхать, как раньше. Но вы молоды и способны это выдержать, если вам хватит на то духу.

- Хватит! Стерплю как-нибудь! Я настырная! – уверенно отозвалась я.

Не знаю, что со мной было, почему я настолько доверилась этой женщине и почему в моих мыслях и на секунду не промелькнуло сомнение в ее знаниях и способностях - я просто верила, что она сможет мне помочь, больше, чем кто-либо.

Баба Феня, испросив моего разрешения, присела на кровать и подолгу смотрела на мою шишку на затылке, вздыхая и охая, причитая о том, что я поступила не по-христиански и чуть не совершила страшный грех.

- Еще немного и вот эта шишка на голове могла бы стоить тебе жизни, девочка! – неодобрительно произнесла она, словно я была ее провинившейся внучкой, каковой я себя и ощущала, потому что мне вдруг стало стыдно за свою глупую попытку покончить с жизнью.

- Но ведь я все же выжила! – оправдывалась я.

- Выжила и проживешь еще долго-долго, уж я пригляжу за тобой, повременю с уходом в божий мир пока, - улыбнулась старушка, а потом принялась шепотом бормотать какую-то молитву, все так же мучая мою многострадальную голову.

- Да там уже и не болит ничего, бабушка! – попыталась высвободиться я.

- Не болит: такая хворь никогда не болит! Живет себе потихоньку, делает свое черное дело, разрастается, крепнет, а потом вспыхивает и умирает, только и человек вместе с ней умирает, деточка, но ничего! Хорошо, что ты за мной послала, не побоялась ничего! Уж я с ней справлюсь! – она убрала ладонь с моей головы и поднялась с постели.

Последние слова целительницы меня не на шутку напугали, ведь и тот доктор говорил что-то о возможных последствиях этой травмы: «Выходит, правду сказал?»

После ухода бабушки-целительницы я почувствовала усталость и задремала, провалявшись впоследствии несколько часов в некотором забытье: я даже снов никаких не видела, но зато потом почувствовал себя отдохнувшей, даже смогла сесть в постели, правда, не без помощи Миры, но все же и это уже было для меня кое-каким успехом.

- Как вы себя чувствуете, барыня? – спросила горничная.

- Лучше, Мира, намного лучше, даже аппетит появился! – улыбнулась ей я.

Я не собиралась корчить из себя больную и терять время попусту: мне следовало разобраться в своем нынешнем положении, а для этого вовсе не обязательно иметь здоровые ноги - пока хватит и головы.

- Позови-ка ко мне Демьяна, Мира, и принеси мне чай!

Вошедший через несколько минут стражник молчаливо прошел в спальню, изучил взглядом мое новое положение и – как мне думается – мой воинственный настрой вершить великие дела и одобрительно хмыкнул.