На нашем конце стола упала тишина. Братья ошеломленно уставились на меня. Кассиан осторожно поинтересовался:

 – Откуда такие выводы, Ани?

Мое имя в его устах отдалось медовым звоном в моей душе. Мне стало сразу невыносимо приятно. Должно быть, и Кассиан ощущал тоже самое, когда я обращалась к нему по имени. Недаром в эту минуту у него была улыбка самого счастливого человека. Ой, вернее, аргольца. Улыбнувшись шире, я поделилась своими познаниями:

 – Кассиан носит приставку «ти» к родовому имени. На такую частицу на Арголе имеют право только правители. Либо нынешние, либо бывшие, либо будущие.

Кассиан и Винсарт переглянулись. Касс тихо спросил у меня:

 – Ани, а ты хотела стать супругой кайзара? Тебе нравится власть?

Меня передернуло. Веселая улыбка сползла с моего лица:

 – Нет! Если бы у меня был выбор, то я держалась бы от власти, как можно дальше! Она мне точно не нужна!

Лицо Кассиана разгладилось:

 – Это хорошо. Потому что мне правителем уже не стать. Я лишился силы. А на приставку «ти» имею право, как бывший правитель.

Супруга кайзара резко отвернулась от нас. Но я успела заметить ее полные слез глаза. Сменила, называется, тему для разговора. Кажется, я нечаянно разбередила чужие старые раны. Что же с братьями произошло?

Испорченный ужин закончился очень быстро. После некрасивой выходки Сирхона все словно утратили аппетит. Бионики уносили со стола почти нетронутые блюда.

Мне самой кусок не лез в горло. И как только на столе появились фрукты и сладости, я склонилась к Кассиану и прошептала:

 – Не будет ли слишком неприличным, если я сейчас уйду? Прости, но настроения рассиживаться нет совершенно.

Кассиан понимающе кивнул:

 – Я провожу.

Я хотела было возразить, что не стоит, пусть лучше останется с братом. Все равно хотел скрыть от других свое особое отношение ко мне. Но наткнулась на голодный, предвкушающий взгляд Валери, и передумала. Я не боялась француженку. Ей со мной не справиться. Но и скандала не хотелось. Я и так запуталась в происходящем, как муха в паутине.

Кассиан довел меня до дверей, напомнил, что сейчас уезжает до завтрашнего вечера и ушел, нежно погладив по щеке рукой в неизменной перчатке.

Я устало заперла за собою дверь. Галка услужливо включила светильники и предложила наполнить для меня ванную. Я недоверчиво покосилась на бионика. Странно и непривычно для меня иметь горничную. Но еще более не привычно и странно иметь в камеристках робота.

Немного подумав, я все же согласилась на заманчивое предложение. В голове мелькнула насмешливая мысль: «Так и облениться недолго». Впрочем, раздевалась я самостоятельно. Да и вещи перед ужином раскладывала своими руками, не доверяя Галке копаться в своем белье. Раскладывая одежду, косметику и аксессуары в привычном для меня порядке. Галка, например, никогда бы не додумалась своим искусственным интеллектом положить расческу для волос на прикроватную тумбочку. Скорее всего, она бы положила ее на туалетный столик. Ведь женщины обычно расчесываются у зеркала. А я любила чесать свою гриву, сидя на кровати. Почему-то для меня это было самое удобное место для расчесывания.

Вот и сейчас, сняв парадное платье, и разобрав пышную косу, я направилась к огромной кровати, застеленной темно-синим атласным бельем. Скорее всего, материал не был привычным мне земным шелком. Но за глянцевый блеск и невероятную шелковистую текстуру я привычно обозвала постельное белье атласом, предвкушая, как ночью понежусь на этой роскоши.

Плюхнувшись на роскошную синь, я потянулась за расческой. Пальцы скользнули по бумаге, и с тумбочки на пол спорхнул какой-то листок. Странно, днем тут ничего не было. Стоял только стакан, да я положила расческу. Я наклонилась за бумажкой. На желтоватом в свете светильников листке темнели всего две строчки: