Что-то затрещало. Громко. Зловеще. Будто угрожая. Предостерегая…

Я обернулась, повернувшись на пятках.

По стеклу, с обратной стороны, медленно сползало бездыханное тело черной птицы с изогнутым клювом, оставляя алые разводы. От места удара во все стороны расползалась сетка глубоких трещин, которые множились, превращая окно в стеклянную мозаику, насквозь пронизанную кроваво-красной паутиной.

— Дурной знак! Эта птица — вестница Черного Мора[9]! Накликали вы на нас беду, мисс Донахон! — выкрикнул мистер Скотт, спешно зашторивая окна. —  Нужно распорядиться о замене стекла, — чуть тише добавил он, торопясь как можно скорее покинуть покои юной леди. Неужели и правда считает, что это убережет его от надвигающейся опасности? Эта птица избирательна, ведь Черный Мор никогда не простит ей ошибки. Ни-ко-гда.

В комнате вновь повис полумрак. Густые тени в углах будто ожили, протянули свои крючковатые пальцы, силясь ухватить ими за подол моей скромной юбки. Они смеялись, играючи перешептывались, насмехались надо мной.

Я стиснула пальцами стальной лик Девы Справедливости, что покачивался на моей шее. Холодный металл немного отрезвил, он усмирил страхи, поселившиеся у меня в душе.

Подойдя к малышке, я опустилась на колени. Теперь я без труда могла заглянуть в ее голубые глаза, в которых плескался целый океан тревог и опасений. Подрагивающими пальцами я обхватила ладошки девочки. Холодные, словно лед. В них едва ли теплилась жизнь.

Леди Бетти вздохнула и покачала головой, словно знала гораздо больше, чем положено ребенку ее лет.

— Птица не ошиблась, мисс Софи, — уверенным голосом произнесла девочка. — Она прилетела по адресу.

Остаток дня я провела в размышлениях. Я следовала за девочкой молчаливой тенью, не спуская с нее взора ни на секунду. Сопровождала леди на завтрак, занятия по этикету и политическому устройству Миона, в котором она едва ли что-то смыслила. После был обед, дневной сон и урок танцев, который вскоре сменился оттачиванием навыков горлового пения. Ума не приложу, зачем это нужно малышке?! Далее полдник и урок каллиграфии.

Я сидела на низком табурете, обитом мягкой тканью и следила, как из-под руки Бетти на бумаге вырастают замысловатые буквы со сложными крючками и завитушками. Кое-где эти завитки были кривыми, ломаными, отчего миссис Пауэлл хмурила густые брови и заставляла девочку вновь и вновь переписывать очередное слово. Та лишь крепче стискивала зубы и старательно выполняла задание преподавателя, оттачивая свое мастерство.

В моей душе поселились жалость и сочувствие. Было больно смотреть на чадо, лишенное детства. Ни шумных игр в саду, ни беготни на улицах Миона, ни привычных забав, которые знакомы каждому ребенку на улицах Третьего кольца. Статус и обязательства отняли у девочки все.

— На сегодня достаточно, леди Бетти, — сухо произнесла миссис Пауэлл, убирая со стола бумагу и перья разной величины.

Я облегченно вздохнула. Даже меня порядком утомили преподаватели, которые на протяжении всего дня сменяли друг друга. Чего уж говорит о Бетти! Малышка сидела, понурив голову и зевала, прикрывая рот ладошкой.

— Леди Бетти, вы устали? — я склонилась к девочке, когда позади меня захлопнулась дверь за миссис Пауэлл.

Маленькая маркиза в ответ лишь безразлично повела плечиком.

Нет, так определенно не может продолжаться! Если герцог будет изнурять девочку бесконечными занятиями, то она не дотянет до своего совершеннолетия! Она же живет, словно в золотой клетке! Клетка… Моя хоть из дешевого металла, но тоже лишает свободы, не дает расправить крылья, вдохнуть полной грудью. Малышка связана по рукам и ногам титулом, я же — проклятием…