– Добрый день, дона Оба, я – Габриэла Эмедиату, – в который раз за день представилась Габриэла, бросая в угол сумку и деловито увязывая в хвост свои золотисто-пушистые волосы. – Мне приходилось работать на кухне. Покажите, где можно помыть руки, – и я к вашим услугам!

Растерявшаяся Оба не нашлась что возразить. Ошосси потащил сумки Эвы и Габриэлы наверх, а сами девушки ринулись на кухню. Работа закипела. Эва успела только простонать: «Боже, Габи, я испортила тебе каникулы…», получить в ответ свирепое: «Не выдумывай, моя радость!» – и Габриэла накинулась на кучу неочищенных креветок. Кухня наполнилась клубами пара, грохотом посуды, энергичной бранью Оба, стуком ножей и шумом воды: для вечернего ужина требовалось перемыть целую гору овощей и фруктов. Эва плохо умела готовить, но помогать старшей сестре любила: Оба творила еду на кухне так, что наблюдать за ней можно было лишь затаив дыхание от восторга. От острых, пряных, сладких и крепких запахов можно было сойти с ума! Булькало в огромной кастрюле кокосовое молоко. Лилось в сковороду тёмно-янтарное дендэ[64], летели следом розовые, похожие на кораллы, креветки, вскрывались моллюски, чистилась рыба. Варилась и растиралась в плотное тесто для аракаже фасоль. Обжаривались орехи кажу, сыпались к ним креветки и имбирь, и семена киабу[65], варясь в кастрюле, становились из белых – розовыми… И, как всегда, в тот самый миг, когда, казалось, ещё ничего не было готово, – с улицы раздался пронзительный автомобильный сигнал и сразу четыре машины запарковались у края тротуара: прибыли гости. Оба, ахнув, чуть не опрокинула на пол миску с ватапой[66]. Эва уронила нож. Габриэла смахнула со лба пот, дёрнула резинку, распуская свои фантастические кудри, сорвала с талии заляпанный маслом и рыбьей чешуёй фартук, улыбнулась, как королева самбы, – и, схватив блюдо с салатом из морепродуктов, кинулась в зал. Опомнившись, Эва помчалась за ней с бутылками гуараны и вина. Следом принеслась Оба со стопкой белоснежных тарелок, – и праздник начался.

Ресторан опустел заполночь. Измученная Габриэла, даже не приняв душа, рухнула в гамак и уснула. Сёстры остались вдвоём на опустевшей веранде. Над Бротасом раскинулось тёмное, забросанное звёздами небо. Воздух был напоен запахами фруктов и цветущей табебуйи. Лунный свет дрожал на тёмно-красной, как вино, гуаране[67] в высоком стакане. И в сердце Эвы постепенно, тёплыми волнами, входил покой. Несмотря ни на что, она была дома! Дома, в Чёрном городе Всех Святых, спящем в мягких ладонях холмов, под бархатным небом баиянской ночи. Дома – в своей семье…

– Откуда оно взялось? – сонно спросила Эва, кивая на молодое деревце, раскинувшее крону у самого порога ресторана. Ветви дерева были сплошь увешаны цветными тряпочками, шнурками, браслетами из бусин, амулетами из раковин, камешков и перьев и просто перекрученными записочками. – Полгода назад его не было! Это ведь гамелейра, да? Она же очень медленно растёт! Ты купила готовое дерево в кадке?

– Платить деньги за деревья? – фыркнула Оба. – Я пока ещё в своём уме!

Прихлёбывая гуарану, она рассказала сестре о том, как они с Йанса взяли приступом старый шкаф на чердаке. Эва, слушая, только качала головой – ничему, впрочем, не удивляясь.

– Говоришь, тебя просила об этом наша бабушка?

– Именно она. Могла ли я ей отказать? – Оба вздохнула, задумавшись. Смахнула со стола богомола, штурмовавшего недоеденный Эвой бригадейру, и откусила от пирожного сама. – Уф… Этак я скоро перестану пролезать в двери ресторана! Надо почаще заниматься любовью, вот что! Самый надёжный способ похудеть!