Отчаянный тычок в спину от Зе заставил Секо замолчать. В лице инвалида больше не было насмешливого спокойствия. Некрасивые черты исказились таким бешенством, что Секо отшатнулся. Страх шершавыми мурашками скользнул по спине. Что-то странное, нечеловеческое засветилось в глазах урода. Его огромные корявые руки стиснули сосуд на коленях, и Секо, наконец, разглядел, что это – старый тыквенный калебас, заткнутый соломенной пробкой. А за спиной вдруг раздался грохот: это выпал беримбау из рук Зе. Боясь выпустить из виду руки инвалида (а вдруг под этой бутылкой у него пушка?), Секо нервно обернулся:

– Ты сдурел?!

Физиономия друга была искажена ужасом, губы дрожали. Зе смотрел куда-то в сторону и вверх. Секо проследил за его взглядом – и увидел на стене илеке. Коричневые, белые, жёлтые бусины, чередуемые с пучками соломы.

– Обалуайе? – недоверчиво переспросил он. И встретившись взглядом с узкими, беспощадными глазами человека в инвалидном кресле, шарахнулся в сторону. Рядом с ним повалился на пол Зе, и Секо, почти теряя сознание от страха, понял, что это – не галлюцинации и друг видит то же самое: бесформенную, укутанную в солому фигуру, поднимающуюся из кресла, растущую вверх, вверх…

– Обалуайе, антото арере… – срывающимся голосом бормотал за спиной Секо негр, простёршись на полу. Секо упал на колени, хотел было поднять руки в ритуальном жесте – и не смог… В воздухе запахло палёным. Как в кошмарном сне, мулат смотрел на то, как из-под пучков соломы поднимается чёрная, мускулистая, покрытая отвратительными язвами рука. Запятнанные гноящимися болячками пальцы сжали соломенную пробку калебаса – и с силой выдернули её. Секо отбросило к стене, – и улыбающееся лицо мулатки на мониторе померкло.

…– Секо! Секо, вставай! Секо, брат, ты жив? Секо, ради Мадонны, открой глаза!

Морщась, мулат разлепил веки, сел. Под его задом был мокрый асфальт. Небо над крышами города уже светало. Дождь больше не шёл.

– Зе… Какого чёрта? Что случилось?

– Нам конец, – лаконично сообщил негр. И, глядя в его расширенные, полные слёз глаза, Секо понял, что ему ничего не приснилось и не почудилось.

– В чей дом мы залезли, брат? Кто был этот малый в кресле? Я видел то же, что и ты? Мы оскорбили ориша Обалуайе?!

По щеке Зе скатилась тяжёлая слеза. Губы его тряслись, негр не мог даже кивнуть.

– Пойдём к доне Кармеле! – торопливо, стараясь скрыть панику в голосе, сказал Секо. – Идём прямо сейчас, у неё всё равно утренняя смена в отеле! Дона Кармела – Мать Святого, она скажет, что делать! Мы ведь не хотели, мы не знали… Обалуайе должен понять! Можно сделать эбо[57], и…

– Поздно. – Зе вытянул руку.

Сначала Секо показалось, что друга просто искусали москиты. Но, приглядевшись, он увидел у пятнышек, вздувшихся на чёрной коже Джинги, желтоватые головки. Ледяной ужас окатил мулата с головой. Он перевёл взгляд на собственное предплечье. И, зажмурившись, выругался – страшно, отчаянно, безнадёжно.

До рассвета Обалу неподвижно сидел в своём кресле. Пустой калебас валялся у его ног. На полу у порога комнаты лежали два пистолета и беримбау. В раскрытую дверь несло сквозняком. Экран компьютера давно погас.

Дождь перестал и через подоконник осторожно перебрался первый, ещё слабый луч солнца, когда Обалу поднял голову. Протянул руку, оживил компьютер, нашёл вызов такси онлайн и перечислил деньги за поездку в один конец. Затем достал из-за стола костыли и тяжело, с трудом начал подниматься из кресла.

Через полчаса у калитки остановилась машина. Шофёр вышел, помог парню-инвалиду усесться на переднее сиденье, убрал в багажник его костыли и вернулся за руль. Вскоре машина вынеслась на автостраду и ориша Обалуайе покинул Чёрный Город Всех Святых.