Грустно, конечно...

Странная из нее вышла невеста, подумалось Гесте. А потом она пожала плечами, усмехнувшись про себя, и тихонько запела венчальную песню. Эту песню иногда певала ее приемная мать Селла, посматривая на старину Кима, и глаза ее при этом таинственно блестели.

Сейчас войду я в дом, где ты живёшь,
И где меня давно ты ждёшь,
И где со мною проведёшь ты ночь…

И мы, друг другу в верности клянясь,
Расположимся у огня,
А после сын родится у меня

или дочь…  

(из песни Валентины Толкуновой)

22. глава 21

Бродить целый день вокруг, не попадаясь на глаза и не приближаясь, было сложно. Потому что Зэйна и человеком, и зверем притягивало к девушке, словно какой-то странной магией. Но он поставил себе жесткий предел. Надо успокоиться, понять, что с ним происходит. Возможно, это именно магия, он же видел, девчонка магичила. Это может быть просто откат, такая его реакция на постороннюю магию в стенах Лабиринта.

Успокоиться. Разобраться, а пока присматривать за ней со стороны. Она неловкая. Может опять порезаться или еще что-то по неосторожности с собой сотворить. Мало ли, что взбредет в голову этой блаженной. Вон, целое утро бродила, наверное, ноги натерла. Зэйн видел, как она возвращалась, неся в руках туфли.

При мысли, что этой глупышке больно, у него самого начинало ныть где-то в груди. Потому он и решил проверить. А приблизившись незаметно, услышал, как она тихонько пела.

Кинжалы и стрелы огненные. Вот что Зэйн почувствовал, уразумев, ЧТО она поет.

...А после сын родится у меня

или дочь… 

Заткнул уши, зажмурился и умчался к чертовой матери в самое сердце Лабиринта. Туда, где он мог бесноваться и реветь сколько влезет, его никто не услышит.

Она не была, ни дурой, ни блаженной, она просто обыкновенная девушка, которой хочется счастья.  

А он проклятый идиот.

... сын родится у меня или дочь… 

Как он мог?! Запродать свое еще не родившееся дитя и ЕЕ Гелсарту?! ЕЕ?! Как?!

В какой момент Господь лишил его разума? Как, чем Гелсарт его развел, что он согласился?!

Потом он долго сидел, сжимая руками голову. Остывая и медленно приходя в себя.

Свое решение он принял, Если за ошибки надо платить, он один за них заплатит, девушку это не коснется.

Теперь глаза можно было открыть. Глубоко вдохнуть, подавляя горечь, и усмехнуться. Что ни говори, заставлять себя держаться от нее вдалеке было тяжело, сняв с себя этот запрет, Зэйн испытал большое облегчение.

***

Время было уже позднее, им в этот день пришлось долго ехать, пока наконец добрались до постоялого двора, одиноко стоявшего в степи. Благо ночь выдалась хоть и облачная, но лунная. А от сплошной пелены подсвеченных луной облаков мягкий рассеянный свет, так что каждую травинку на обочине было видно.

Солгар уже согласен был даже заночевать в степи, но Лесарт упрямо двигался вперед. И потому он молча ехал рядом, взглядывая иногда на суровый профиль наставника и спрашивая себя, откуда такое чувство, что этот человек всегда все знает? К тому моменту, когда царевич морально дозрел до мысли, что ехать придется всю ночь, Лесарт вдруг прервал молчание и произнес:

- В четверти часа езды будет постоялый двор. Там и заночуем.

Царевич только шевельнул бровями, в создавшейся ситуации это можно было считать хорошей новостью. Поесть горячего, заснуть в постели, это...

Горячего они поели. По большой миске густой бобовой похлебки с бараниной, щедро сдобренной какими-то специями, от которых у царевича чуть не случился пожар в глотке. И пресные лепешки.

А вот комната им досталась одна на двоих, да и то под самой крышей. В этот день на постоялом дворе было много народу. Вино и сыр они забрали с собой. И теперь Солгар сидел на своей постели, а Лесарт стоял у окна.