Кроме него в зале находились главный стражник и двое его воинов, недавно вернувшихся  из провального  дозора. Все стояли с непокрытыми головами и кислыми физиономиями.

- Ты, Далебор позоришь меня и мой трон. Теперь, каждый может подумать, что мои рыцари не могут справиться даже с драной кошкой. А, вы, сволочи почему улетели, не наказав обидчиков?! Струсили, мышки – норушки? Побежали к папочке жаловаться! – Князь пнул ногой тяжелый, дубовый стул так, что тот ударившись о стену, рассыпался на куски.

- Я потерял сознание от удара этого, непонятно откуда взявшегося, витязя, - чуть слышно промямлил один из воинов.

-  У меня вытек глаз, - проговорил второй, поправляя повязку на лице.

Боговод подошёл вплотную к начальнику стражи, заглянул страшными зрачками тому в потную рожу и дьявольски усмехнулся:

- Ты, видишь, твои бойцы жалуются. Им больно. А, ты стоишь, весь такой, чистенький и здоровенький. Командир должен переносить тяготы и невзгоды наравне с солдатами, - жестокий, по своей тяжести удар в челюсть, буквально, снёс с ног здоровенного  Далебора. Тело его, с громовым стуком, рухнуло на великолепный паркет.

- Зажирели без войн и работы. Мастаки пиво жрать и баб насиловать. Не смогли дать отпор какому – то юнцу! Вон отсюда! Седлайте мне коня!

Стражники, постоянно кланяясь, потащили за подмышки бесчувственное тело своего главаря к двери. Они были бесконечно рады, что так легко отделались за свою провинность.

Князь опоясался  мечом с рукояткой из чистого золота.  В кольчугу и шлем облачаться не стал. Одел только подшлемник. Ногой открыл высокие двери и выбежал во двор. Конюх уже держал под уздцы великолепного вороного жеребца. Колдун с разбега запрыгнул в седло и хлестнул коня плёткой.

 Он погнал жеребца, так, как не гнал со времён войны. Что – то говорило ему, что это случай особенный, жизненно – важный. Ветки наотмашь хлестали его по изуродованному лицу, но он как – будто не замечал их ударов. Лес становился всё гуще, а тропа всё уже.

 Наконец, конь вовсе не смог идти. Князь привязал лошадь к дереву и пошёл дальше пешком. Скоро тропинка совсем пропала, и ведьмак продвигался вперёд, уже, скорее, по звериному чутью. Через недолгое время рыцарь вышел к, поросшей кустарником, скале. Если не знать, ни за что невозможно бы было обнаружить вход в пещеру. Мужчина уверенно развёл в стороны ветви густого плюща и вошёл внутрь. Даже в полдень тут было сумеречно. На стенах висели масляные лампы, которые больше коптили, чем давали свет. Внутреннее убранство пещеры состояло из неказистого топчана, огромного стола и  множества стеллажей с различными амфорами и колбами. Отдельно стоял большой шкаф, в котором лежали старинные фолианты различных размеров. Выделялись талмуды с кожаными страницами и золотым теснением на корешках.

За столом сидел ветхий старец в чёрном балахоне с капюшоном, скрывающим почти всё лицо. Хорошо была видна только длинная белая борода, спускающаяся до самого пола.

- Здрав будь, старче  Везнич, - вошедший поклонился хозяину пещеры. Поклонился не подобострастно, а как равный равному.

Старик за столом поднял голову и стали видны горбатый, орлиный нос и чёрные, «горящие»  из – под густых бровей, глаза:

- И, тебе долгих лет, Боговад. Проходи. Присаживайся. Выпьешь ли вина с дороги?

- Недосуг мне сейчас, вином развлекаться. Дело у меня к тебе.

- Да, ты без дел никогда, поди, и не навестишь своего наставника. Что, на этот раз приключилось?

Князь положил свой огромный кулак на дубовую столешницу:

- Люди и звери появились в наших землях. Не мои люди. Гордые и сильные.  Уже успели нанести мне обиду великую. Не нравится мне это. Опасаюсь, как – бы они не с земли предков пожаловали, не вслед за Марией ли пришли.