А я вот для него не самая… Как у него все просто оказалось, хотеть других женщин и спать с ними — это нормально для него.

Не понять мне такого никогда. Я не смогу с этим жить, не смогу его больше впустить в нашу постель. И без него не смогу. Но я должна отпустить, кто знает, сколько уже этих женщин было за столько лет брака.

Из детской комнаты доносится истошный крик. Дочка проснулась, я комом скидываю все вещи Демида в раскрытый чемодан и бегу к малышке.

Злате нездоровится, видимо все эти капризы были не просто так. У нее поднимается температура, а я все еще не могу отойти от разговора с мужем, как появляется еще одна головная боль.

На руках она не успокаивается, пытаюсь ей дать жаропонижающий сироп, но дочь так кричит и трясется, что я даже ложкой в рот попасть не могу.

— Доченька, пожалуйста, успокойся, — глажу ее по вспотевшей спине.

Собравшись с духом, клацаю короткими, ухоженными ногтями по экрану смартфона. Набираю номер скорой, но там занято. А у дочери тем временем температура достигает 39. И я бьюсь сама в ознобе, потому что мне страшно.

Я совсем одна. И я не знаю как справиться с этим.

Наконец на том конце провода мне отвечают, тараторю, объясняя женщине всю симптоматику, называю адрес и жду.

Жду, чтобы это скорее все закончилось. И чтобы сказанное Демидом было ложью, но так не бывает. Сказки не для взрослых девочек, не стоит в них верить.

Дочь никак не хочет успокаиваться, и я решаюсь позвонить Демиду. Неважно, что между нами происходит, но дети у нас общие. И ответственность общая.

Я не хочу решать вопросы одна, мне нужна помощь.

— Что, Диана? — он рычит в трубку, — Почему Злата орет?

Его голос грубый, он сильно раздражен. Хотя это я должна злиться и высказывать свое “фи”.

— Приезжай домой, Злате очень плохо. Температура 39.

— Что ты опять паникуешь? Все дети болеют. Заебало меня это все, Диан. Как любая мелочь появляется, ты сразу в панику уходишь. Соберись, ты же взрослая женщина. Надо уметь держать себя в руках.

— Зачем ты так?..

— А как? Ой, тут царапина, тут животик болит. Мне кажется ты сама придумываешь эту ерунду и веришь в нее. С Леоном так не было. Что с тобой, Диан?

— Как ты можешь такое говорить? Я не придумываю, ей правда плохо. Я вызвала скорую.

— Ну вот пусть приедут и обрадуют тебя. Скажут, что все в порядке. Но нервы тебе все же стоит подлечить, у тебя уже паранойя.

— Ты мне отвратителен, — я не верю, что это его слова. Но это так. И я не знаю, как смириться с тем фактом, что он так жесток и холоден со мной. Неужели ему плевать на дочь?

— Я твой муж, но это не значит, что я готов подтирать твои сопли и слюни. Сколько можно? Я женщину хочу, а не домохозяйку и мамочку. Мне кажется я все тебе сказал еще за ужином. И ты ничего, блядь, не поняла.

— Но Злата и твоя дочь, неужели тебе все равно? На меня тебе плевать, но малышке нужен отец.

— Да я вообще не хотел этого ребенка! — его слова ядом расползаются по венам. Я тут же замолкаю, больно прикусив губы, почти до крови.

Он молчит, я слышу только его дыхание.

— Я тебя услышала, прости, что мы тебя побеспокоили. Можешь идти дальше трахаться.

— Ди…, — я не хочу слушать его больше. Он достаточно уже сказал слов. Кладу трубку, прижимая ребенка ближе.

И теперь мое сердце разрывается не только за свою боль, но и за дочкину. Он отказался от меня, но как он мог отказаться от нее?

Как он может такое говорить? Это же его маленькая девочка.

Ненавижу, как же я ненавижу.

5. Глава 4.

Сижу на огромном светлом диване, поджав колени и смотря в одну точку. Освещают огромное пространство лишь приглушенные светодиодные ленты, пущенные по периметру потолка. Шторы в пол молочного цвета наглухо зашторены, не давая возможности сумраку с террасы заглянуть в помещение. На стеклянном столике рядом кружка остывшего чая.