Пара капель соленой влаги уже стекают вниз к подбородку.

Мне больно. Очень.

Невозможно объяснить, что я чувствую сейчас. Это такая, пронзающая душу боль, приправленная унижением от человека, от которого ты меньше всего ждал подобной подлости.

— За что ты так с нами? — шепчу, ища ту искорку из прошлого в его глазах.

— Да твою мать, Диана! — снова швыряет приборы: — Ты хотела ужина, я пришел есть, теперь ты не даешь и кусок прожевать! Как думаешь почему?! Да потому что вся жизнь именно это! — обводит руками стол: — Вечно уставшее недовольное лицо, разговоры только о пеленках, массажах, салфетках, оценках, шторах и прочей хрени! А и главное, эта, блядь, — накалывает на вилку кусок мяса: — Гребаная утка, от которой уже тошнит! — заканчивает тираду на повышенных тонах, и убирая салфетку с колен, встает.

— Надеюсь, я доступно объяснил тебе причину! — с сарказмом бросает напоследок, а я так и остаюсь умирать, сидя за столом одна.

Одна.

Ощущение, что об меня сейчас вытерли ноги, оставив всю грязь. Грязь, которая толстым слоем легла на прошедшие семнадцать лет жизни. Перевожу взгляд на дочь, что играется в манеже, не в состоянии остановить непрерывные безмолвные слезы.

3. Визуализация.

Дорогие наши читатели!

❤️❤️❤️

Мы решили не тянуть с визуализацией, поэтому спешим поделиться и услышать ваше мнение :)

Помним, да, что это исключительно наше видение, а ваше восприятие вполне может отличаться ❤️

Порой грубый и нещадный глава семьи - Демид Аристов, 40 лет

Нежная, но вместе с тем сильная - Диана Аристова, 35 лет

Юный красавец и сорвиголова - Леон Аристов, 15 лет

Очаровательная и невероятно сладкая - Злата Аристова, 1 год

Будем рады вашей активности и увидимся в следующей главе❤️

4. Глава 3.

Срываю с вешалок всю его одежду, разбрасываю по гардеробной, остервенело топчась по дорогим костюмам. Хочу все это сжечь, но рука не поднимается. Вешалки гремят от моих хаотичных действий, но я продолжаю биться в истерике, кусаю губы, и открыв все выдвижные ящики, достаю оттуда коробки с дорогими запонками и зажимами для галстуков. Все скидываю на пол, безрассудно разбрасывая вещи по углам.

Уставши падаю обессиленно на пол, и обездвижено сижу на мягком ковре в гардеробной. Сжимаю в руках белоснежную рубашку мужа, приложив к носу манжеты, которые еще хранят потрясающий запах парфюма с нотками древесины и табака.

Мне всегда нравилось, как от мужа пахло. А теперь этот запах будет вдыхать другая женщина, также окунать свой нос в изгиб его шеи, ласкать пульсирующую венку языком.

От осознания этого меня прошибает током, становится невыносимо больно. Душевная боль настолько нестерпима, что я бы предпочла лучше перелом костей, чем чувствовать сейчас хоть что-то. Но я ощущаю каждый свой рваный вздох, каждую слезинку, и становится только хуже.

Вокруг разбросаны вещи, все вверх дном, а мне плевать. Впервые за последние лет десять мне плевать на чистоту в доме, потому что желание одно — все разнести тут, выпустить эту злость наружу. А то она съедает меня изнутри по маленькому кусочку, отрывая все живое и смакуя.

Кто же знал, что это настолько больно. Ведь к такому не готовят, нет ни одного пособия, где сказано как пережить боль и унять рвущееся сердце. А даже если и есть… То это все не сработает.

Я прокручиваю в голове как на повторе его слова. Разве так бывает? Я вот не хочу других мужчин, и никогда не хотела. Потому что Демид был лучшим для меня во всем, я не делала из него идола, но факт остается фактом. Другие мужчины на его фоне меркли. Такого другого нет, он самый лучший.