Никого.

Свет не включаю. Гирлянда, висящая по всему фасаду дома, с улицы прекрасно освещает помещение через окно. Открываю холодильник, и глаза мгновенно разбегаются. Сглатываю голодную слюну и беру тарелку. Накладываю всё, что приглянулась оголодавшему и загребущему взгляду.

Оглядевшись, беру вилку с тарелкой и прохожу в гостиную. Сажусь за большой стол напротив красавицы-ёлки в бело-синих тонах и смотрю в огромное окно, на искусно украшенный к празднику двор.

Тоска снова начинает душить. Сглатываю давящий ком в горле и загоняю противное уныние обратно.

Так, сейчас я буду наслаждаться деликатесами! А поругать судьбу-злодейку и пожалеть себя я успею и на сытый желудок. Так даже приятнее.

Со зверским аппетитом вгрызаюсь в бёдрышко и выдаю протяжный стон удовлетворения.

Цесарка, фаршированная творожным сыром и ветчиной просто восхитительна! За это блюдо мне, пожалуй, без лишней скромности и звезды Мишлена мало будет.

Расправляюсь с цесаркой и тянусь к рулетикам, приготовленным Людмилой Васильевной по какому-то крутому французскому рецепту, как вдруг слышу:

— Если ночью будешь есть, как мышка, превратишься в слово «пышка».

Рулетик выпадает из моих дрогнувших пальцев обратно в тарелку, а я быстро оборачиваюсь. И замечаю в дальнем углу у камина в кресле тень.

— Ты нормальный, вообще? Блин, ну сколько можно уже? Я тебя два часа назад просила меня не пугать.

— А причём здесь я? — Денис встаёт и медленно подходит к столу. Садится за соседний стул, не сводя с меня глаз. — Полина, просто ты невнимательная очень.

Потом тянется к моей тарелке и берёт кусочек рулета, тот, что я уронила. Закидывает в рот и нажёвывает со своей гаденькой улыбочкой, которая меня раздражает всё больше и больше.

— Вкусно? — спрашиваю и слежу, как он смачно двигает челюстями.

— Ага, особенно с твоих рук.

— Это не я готовила.

— Знаю. Хочешь зелёного чая? Надо запить горячим, чтобы не было несварения, — и снова улыбается.

И улыбка у него такая плутовато-заразительная, что и мои губы не остаются равнодушными, сами собой расплываются. Хоть и злиться я на него не перестаю.

Тоже встаю и иду следом за ним на кухню. Денис, ловко заглядывая в шкафчики, выуживает оттуда всё, что ему необходимо.

— А вы с Артуром родственники?

— Вообще, любопытная Полина, эта информация далеко не для каждого. Но тебе скажу. Он мой брат, — достаёт разные прозрачные баночки с чаем, открывает поочередно и принюхивается.

— Если не для каждого, то почему мне сказал?

— Ну и ты не каждая, — отвечает он и задерживает на мне свой тёмный взгляд.

Почему он снова так смотрит?

— А почему вы скрываете своё родство? — спешу нарушить внезапно тягостную паузу.

— Видишь ли, одной из отличительных черт сильного человека, является отсутствие слабости. А родственные связи — это сильнейшая слабость и прекрасная точка давления.

— Мне кажется, мы с тобой вкладываем несколько разные значения в понятие «силы».

— Вполне может быть. Ведь сила, ровно как и слабость, у каждого свои, — заварив чай, он поднимает поднос и кивком указывает следовать за ним.

— Сейчас прямо язык чешется задать этот избитый вопрос, — снова садимся за стол. Денис ставит передо мной дымящуюся, нежно-голубую фарфоровую чашку. — Но я спрошу по-другому. В чём твоя слабость?

21. Глава 21

— А кто сказал, что у меня есть слабости? — невозмутимо спрашивает он.

— Они у всех есть.

Да-а-а… ну и самонадеянность у человека! Поневоле зависть возникает.

— Обычный пуританский вздор. Полина, может, ты мне расскажешь про свои приключения?

Как ни странно, но я не вижу в его лице насмешки или издевательства. Наоборот, он становится крайне внимателен и сосредоточен.