Слова «нет божества, кроме Аллаха» означали для Мухаммада гораздо больше, чем свидетельство о вере. Это заявление было сознательной и преднамеренной атакой как на Каабу, так и на священное право курайшитов управлять ею. А поскольку религиозная и экономическая сферы жизни Мекки были неразделимо связаны, любой выпад против одной из них автоматически означал выпад против другой.

Безусловно, шахада представляла собой важное богословское нововведение, но этим нововведением был не монотеизм. Этим простым свидетельством о вере Мухаммад заявлял, что между Богом на небесах и людьми на земле не требовались никакие посредники, каждый имел доступ к Нему. Таким образом, идолы в святилище и само святилище, поскольку оно использовалось как хранилище для изображений богов, были совершенно бесполезны. И если бесполезной была Кааба, следовательно, не было никакого основания для верховенства Мекки как религиозного и экономического центра Аравии.

Это сообщение курайшиты не могли оставить без внимания, особенно ввиду того, что приближался сезон паломничества. Они испробовали все, чтобы заставить Мухаммада и его Сподвижников замолчать. Они обратились за помощью к Абу Талибу, но шейх Бану Хашим, хотя он никогда бы не принял послания Мухаммада, продолжал защищать племянника. Курайшиты испытывали презрение к Мухаммаду и принижали тех из его Сподвижников, кто не имел счастья оказаться под покровительством шейха. Они даже предлагали Мухаммаду поддержку, власть, деньги – все, что он мог пожелать для мирного развития своего движения, – с условием, чтобы он прекратил оскорблять их предков, издеваться над их обычаями, разбивать их семьи и прежде всего проклинать других богов святилища. Но Мухаммад отказался, и по мере того, как близился сезон прибытия паломников в Мекку, в числе которых были молящиеся и торговцы, беспокойство курайшитов продолжало расти.

Курайшиты знали, что Мухаммад намеревался встать к Каабе и произнести свое послание лично паломникам, собравшимся со всего полуострова. И хотя это был не первый раз, когда какой-то проповедник обвинял курайшитов и заведенный ими порядок, впервые такое обвинение звучало из уст успешного и известного дельца-курайшита, «одного из них». Воспринимая это как угрозу, с которой невозможно не считаться, курайшиты приступили к реализации стратегии по пресечению плана Мухаммада. Их замысел заключался в том, чтобы расставить людей «на дорожках, по которым посетители приходят на ярмарку», чтобы они предупреждали всех проходящих, что около Каабы их ждет «колдун, получивший послание, с помощью которого он разлучает людей со своими отцами, братьями, женами или сразу со всей семьей», и что не следует придавать его словам значение.

На самом деле курайшиты не считали Мухаммада колдуном; они лишь публично признавали, что откровения, которые он получал, по-видимому, были связаны с колдовством. Но они были абсолютно искренни в своем убеждении, что Мухаммад был причиной разделения семей Мекки. Вспомним, что в доисламской Аравии социальное самоопределение человека полностью зависело от его принадлежности к племени, что обязательно влекло за собой участие во всех видах деятельности сообщества, в особенности тех, что были связаны с племенным культом. Однако присоединение к движению Мухаммада означало не только изменение веры, но также отделение человека от жизни племени – по сути, удаление из него.

Такое положение дел стало предметом серьезной озабоченности курайшитов, чья главная претензия к Мухаммаду (по крайней мере публично) не касалась ни его призыва к социальным и финансовым реформам, ни его идеи радикального монотеизма. Действительно, как отмечал Ричард Белл, во всем Коране нет ни одного упоминания о защите курайшитами многобожия, которая основывалась бы на искреннем убеждении в ее истинности. Курайшитов, как показывают их адресованные паломникам предупреждения, скорее больше беспокоило настойчивое высмеивание Мухаммадом их ритуалов и традиционных ценностей их предков, традиций, на которых основывалась социальная, религиозная и экономическая жизнь города, а не его послания о монотеизме.