- Кошмар, Шварцвальд, - выдыхает Апельсинка, прикладывая свой смартфон к горящей щеке в тщетной попытке охладиться. Светлые волосы смешно торчат в разные стороны, подкидывая мне идею о том, чтобы называть теперь это ее состояние «Отшварцена по полной».

- Что кошмар? Ты кричала громче, чем чайки на море, сладкая.

- Я с тобой с ума сойду.

- Сходи. Я не против. Желательно неизлечимо, - подмигиваю и возвращаю взгляд на дорогу. Мне кажется, что со мной сейчас как раз это и происходит. С появлением Али произошел какой-то заклин в мозге, и ни о чем, кроме как об этой девочке, я думать целыми днями не могу.

- Слушай, - обращает на себя внимание моя витаминка, - Все хотела спросить, это мне теперь на дискотеке вообще ни с кем танцевать кроме тебя нельзя что ли?

- Конечно нет. Что за глупый вопрос? Твоя талия должна быть только в моих руках.

- А если рискну?

- На этот счет у меня припасено достаточное количество песен. Думаю, остальные попонятливее Кравцова будут.

Альбина даже воодушевляется. Разворачивается на сидении, и засунув ногу под попку, с любопытством катается глазками по моему лицу.

- И что за песни?

- Тебе по названиям перечислить? – окидываю ее веселящимся взглядом.

- Ну да. Мне интересно.

- Ну поехали. Что я там закачивал? «Пошел вон», «Пошлю его на…», «Отвали», и «Мишка-гадкий мальчишка» на случай если тебя дерзнет пригласить наш завхоз дед Миша.

По салону катится звонкий елейный смех, опадая медовым осадком где-то в районе моего сердца и ускоряя ритм его биения.

- Ты же в курсе, что ему лет восемьдесят?

- А ты в курсе, что в Азии и в девяносто становятся отцами?

Симпатичное личико на секунду ныряет в задумчивость, а потом улыбка снова занимает на нем свое законное место.

- Ладно, я согласна на гадкого мальчишку.

- Да кто б тебя спрашивал? Главное удостовериться, что он не забудет надеть слуховой аппарат. А то посыл не дойдет до адресата.

Аля снова смеется, отрывая мой взгляд от дороги на несколько долгих секунд. Грудную клетку заполняет сладкое томление при виде крошечных морщинок в уголках синих глаз. Такое новое для меня ощущение с ноги выталкивает из реальности. Не помню, чтобы нахождение девушки рядом заставляло посасывать под ложечкой. Кажется, так говорят. Я не в курсе, но, по-моему, испытываю сейчас именно это – в груди нарастает сумасшедшее давление, но только без боли. Его невозможно описать словами, но оно заставляет дуреть от счастья.

Мы заезжаем в Мак, затариваемся на целый взвод и под ничего не значащий треп поглощаем кучу холестерина за столиком на улице. Аля с улыбкой наблюдает за тем, как в меня вмещаются сразу три БигМака вместе с большой пачкой картошки по-селянски. Дюймовочка, кстати, тоже проголодалась после прыжков на моей длине в тачке, поэтому быстро расправляется с Чизом и нагло утаскивает пару кусков картошки из картонной упаковки. Пусть набирается энергии маленькая, на сегодня мой генерал еще даже не начинал свою атаку на её апельсиновые плантации.

Потом мы просто колесим по ночной Одессе, выжимая педаль газа по полной под восторженный визг Альбины и треки Багирова из магнитолы. Оказывается, малышка прется от него. Надо будет над этим поразмыслить попозже и обрадовать Багиру, что законченный циник как я наконец понял, как это утопить себя в ком-то другом.

- Расскажи мне о себе, Рич, - просит тихо Аля, когда мы усаживаемся на верхнюю ступеньку Потемкинской лестницы, чтобы уплыть в темноте ночи и распростертого Черного моря перед нами.

- Что ты хочешь знать, Апельсинка?

- Да что угодно. Я же кроме того, что ты диджей в ночном клубе, о тебе больше ничего не знаю.