– Вы с ума сошли! А ну гасите! Быстро!

А Катя, стоя в манеже, протянула отцу кусок жареной оленьей печени:

– Скусно, папа! Куссай!

Но вы когда-нибудь пробовали попасть на прием к министру?

Впрочем, если вы летаете первым классом и вообще какой-нибудь олигарх или дочка олигарха, то для вас, конечно, все двери открыты. Но что, если вам всего восемнадцать лет и вы приехали в общем вагоне из города Салехарда или еще из какой-нибудь глубинки? Как по-вашему? Сможете вы пробиться к министру?

Катя сидела на своем фибровом чемодане у высоких дубовых дверей парадного входа Министерства гражданской авиации, что на Ленинградском проспекте. И с изумлением взирала на одну из первых массовых демонстраций времен горбачевской гласности, которая шумным потоком двигалась рядом по этому проспекту. Демонстранты несли портреты Сахарова, Гдляна и Ельцина и самодельные, написанные от руки плакаты:

Вожаки демонстрации кричали в мегафоны требования об отмене цензуры и освобождении диссидентов и политзаключенных, а с тротуара их фотографировали суетливые иностранные журналисты.

Тут высокая входная дверь министерства чуть приоткрылась, из нее выглянул пожилой толстяк в застиранной бледно-голубой форменной рубашке – начальник министерской охраны. Увидев Катю, он хотел тут же закрыть эту дверь, но Катя была на стреме, она-то давно ждала этого момента и успела сунуть ногу в проем двери.

– Да не примет тебя никакой министр! – сказал на это начальник. – Убери ногу!

– Примет! – уверенно ответила Катя.

– Ага! Щас! – скептически заметил начальник и вдруг ловким толчком отстранил от двери и Катину ногу, и саму Катю. – Иди отсюда! – И захлопнул дверь.

Но Катя, упрямо дернув плечом, снова села на свой чемодан.

Рядом продолжала катить громогласная колонна демонстрантов. Иностранные журналисты продолжали фотографировать их и брать у них интервью. А над всем этим действом, на фронтонах зданий Ленинградского проспекта, продолжали висеть стандартные транспаранты советской эпохи:

С решимостью держать свою осаду до победного конца, Катя порылась в дорожной сумке, достала завернутый в «АиФ» пакет и развернула его. В пакете был обычный дорожный набор – половина вареной курицы, ломоть хлеба, два крутых яйца. Подумав, Катя быстрым жестом перекрестила свою еду и начала с курицы.

Начальник охраны, который через окно наблюдал за Катей, на такой демарш явно не рассчитывал. Он снова открыл дверь и вышел на каменные ступени.

– Министра вообще нет в Москве, понимаешь? – сказал он.

Катя смерила его взглядом с ног до головы и решила, что выбрала правильную стратегию. Продолжая есть, сообщила:

– Ничо, я подожду, когда прилетит.

– А прилетит – все равно не примет.

– Ага, – сказала Катя, продолжая жевать свою курицу. – А я не уйду, пока не примет!

– А я счас охранников позову, они тебя вышвырнут отсюда.

Катя скептически усмехнулась:

– Попробуй. А я вон тех журналистов позову, иностранных…

Тут подошла восемнадцатилетняя узбечка, стройная и худенькая, как кинжал, но с рюкзачком и с потертым чемоданом в загорелой руке.

– О! Еще одна! – насмешливо сказал начальник. – Из Ташкента прилетела?