– Тут девчонка. Без сознания, – констатировал Пушкин. – Тоже нужна помощь.

Шкет подошел к нему, пошептался с ним, Шреком и Артуркой, потом вернулся ко мне и бесстрастно и без особого удивления спросил:

– Это что же, ты один натворил? – сказал так, словно констатировал.

Не ответив на вопрос, я сообщил:

– Здесь где-то должен быть сторож, поищите его. Скорую я вызвал…

И запнулся, вспомнив, что у меня пистолет, который я отобрал у стрелка в горячке боя! Обыщут – найдут. Но это ничего, Дарина мои показания подтвердит. Наверное…

– Проверьте бытовку! – крикнул Кирилл.

Вспомнив о своей недоработке, он молча похлопал по моим карманам. Сначала он выгреб бумажное барахло. Внимательно все изучил, присвистнул, с завистью посмотрев на билеты для Насти и талоны в столовую. А вот потом у меня начались проблемы – он нашел пистолет и сунул мне под нос:

– Это, я так понимаю, не твое?

– Правильно понимаешь.

– Ну-ну…

Он очень, просто до икоты, хотел, чтобы пистолет оказался моим. И, похоже, сделает для этого все возможное. Твою мать, вот же влип! Забыл в горячке боя скинуть огнестрел! Да и скинул бы, толку? Все равно на нем мои «пальчики» – затупил, все-таки заказывал не лучшего в мире преступника или самого продуманного, а бойца, причем уличного. Доказать-то я докажу, что ни при чем, но эта улика даст им повод закрыть меня аж до следующего года. А учитывая, как эта четверка на меня зуб точит, из штанов выпрыгнут, чтобы сделать меня железным подозреваемым. Да и грабители наверняка подпоют им то, что нужно. Вся надежда на Дарину, но с ее травмами и сотрясом вряд ли она вообще меня вспомнит… Да уж…

Тем временем Шрек и Артурка достали табельное оружие и исчезли в темноте, а спустя пару минут выволокли сторожа в ватнике.

Приблизившись, положили его напротив меня, тоже мордой, причем изрядно разукрашенной, в снег.

– Та вы чо, пацаны! – бормотал он. – Я ж потерпевший! Меня надо отпустить! – Он уставился на меня: – У, упырина! Такой молодой, и туда же! Куда ваш комсорг только смотрит?

Наверное, он подумал, что я тоже из банды налетчиков, и его заблуждением тотчас воспользовался шкет.

– Знаешь его? – обрадовался он.

Я посмотрел на сторожа в упор и сказал:

– Не уверен – не наговаривай. Я вообще…

– Отставить разговорчики! – рявкнул шкет, и сторож вздохнул:

– Этого раньше не видел. Короче, пятеро их было, этих…

– Р-разговорчики, папаша! – повторил шкет, и сторож замолчал, сплюнул кровь в снег и… заплакал.

Закончив осматривать место преступления, менты оттащили сторожа, посадили его на остатки лавочки, сняли наручники и принялись допрашивать. Я напряг слух, но мало что разобрал. Мужик всхлипывал и жаловался, жаловался, жаловался. Кирилл записывал за ним, дул на озябшие пальцы и замерзающую ручку, которая то и дело отказывалась писать.

А когда взревела сирена теперь уже скорой, прислушиваться стало бесполезно. Я очень надеялся, что Дарина очнется и подтвердит, что я не преступник, а наоборот, но, видно, не судьба – девчонке здорово досталось. Лишь бы оклемалась. Черт, что она вообще здесь делала?

Проскользнула малодушная мысль, что все сложилось наилучшим образом: теперь у меня есть причина не ходить на турнир и не позориться, – но я устыдился ее.

Появились медики. Шрек жестом позвал их к мужику с разбитой мордой, его положили на носилки и сразу же утащили. Дарину тоже забрали – она вроде бы очнулась или просто находилась в горячечном бреду. Затем уволокли вора со сломанной рукой. Остальных привели в чувства и оставили здесь.

Хорошо хоть, подняться позволили, а то я рисковал обморозить щеку. Пустой желудок обиженно пожаловался на то, что его оставили без ужина.