Ей сейчас не хочется говорить с Гаврилой. Не хочется ни с кем, но с ним – особенно. Только вместо того, чтобы сказать об этом честно, попросить оставить её, она, ведомая бурлящим в крови адреналином, просто игнорирует… Гостя.

В горле першит. Ей нужно напиться.

Поэтому Полина движется по коридору в сторону дальней кухни.

Наливает воду, чувствуя, как по спине проносится теплая волна.

Она слышит, как Гаврила закрывает на замок дверь и неспешно движется за ней. Его шаги кажутся тяжелыми. Собственная реакция – ужасной.

Полина резко осознает, что в квартире они одни. Что на улице – ночь. Что он здесь впервые, кажется…

Страх и адреналин продолжают преображаться. Полина чувствует внизу живота тяжесть. В горле еще суше, хотя она почти допила воду.

Ставит стакан на стол со стуком, смотрит перед собой – куда-то в окно, и дышит.

Знает, что Гаврила скользит по ней глазами. Знает, что ждет хоть какого-то рассказа, но она молчит.

– Ну как? – получив суховатый вопрос, оглядывается и колет взглядом. Если не дурак – и в темноте различит, что она далеко не счастлива сейчас.

Если не дурак, и почему, тоже поймет. И может даже отстанет…

Или нет.

Полину практически колотит, когда она следит за передвижением Гаврилы по её кухне.

Изнутри разрывает, ей хочется, чтоб ушел… И взгляд оторвать от него невозможно.

Сердце рвется из груди, она напоминает себе же садистку…

Гаврила делает шаг за шагом, приближаясь к панорамному окну, останавливается близко-близко. Смотрит вниз…

Ей так стоять страшно. Её этаж – один из верхних, поэтому рядом с окном догоняет впечатление, будто перед обрывом.

Следом – накрывает новой волной злого отчаянья.

Он обещал, что они вместе прыгнут и взлетят.

Обещал, блин, а потом…

Она только вниз летела, раз за разом напарываясь на острые камни. И сейчас тоже летит. Разве это предел её мечтаний? Отдать себя какому-то Косте Гордееву в обмен на обещание спокойствия? Покорно раздвигать ноги и закрывать рот, когда скажет?

Разве она не стоит большего?

– Прекрасно. Костя мне понравился. Я ему тоже.

От былого миролюбия сегодня вечером в Полине не остается ничего.

Он теперь – красивый и свободный. Он – владелец собственной жизни. А она на него потратила свое единственное право на мятеж. Мятеж не удался. Она выбрала не того. Теперь с «не тем» она больше не рискнет.

Полина смотрит внимательно, впитывая даже намек на реакцию.

Гаврила будто кривится. А ей приятно, что ему неприятно.

– Ты красивая. Старалась. Видно…

Он поворачивает голову и скользит взглядом по ее телу до бедер. Они уже скрыты столешницей. А Полу только сильнее трусит.

– Я всегда красивая.

Ни она в этом не сомневается, ни он. Гаврила хмыкает, чуть качает головой.

Тянется к волосам, ведет по ним, оттягивая.

Потом же резко отворачивается от окна и приближается.

От его движений Полинины колени слабеют. Ей снова хочется пить. А ещё хочется отказаться от чертовой затеи с Костей.

Потому что Костя – не он. Потому что Костя – вообще не он. Далеко не он. Никто не он.

А его она любит так, что даже ненавидит.

Дышит часто, глубоко и громко. Смотрит, когда Гаврила останавливается и кладет руки на её столешницу.

Между ними – метра полтора, а всё равно кажется, что он слишком близко.

Его взгляд едет вверх к Полиному лицу. Глаза цепляются за глаза.

Наверное, обоим помогает темнота. Можно убедить себя, что стоящий напротив человек не понимает, что ты его жрешь.

– Ты, блять, всегда…

– Не матерись. Мне неприятно.

Полина врет, ей глубоко посрать, но реакцию она получает. У Гаврилы дергается лицо, поднятым остается уголок губ. Он усмехается.