– Вы же не приняли всерьез то глупое пари? Обет самоотречения и прочую ерунду? Мы цивилизованные люди, и вполне можем ужиться под одной крышей. Ведь за ужином мы вполне мирно все обсудили.
– Только ведь подразумевалось, что это соглашение временное, мисс Харвуд, – напомнил герцог. – И действовать оно будет до тех пор, пока не отыщется Россети.
– Ну, не знаю. Мы, дамы, обосновались в восточном крыле. Вы, джентльмены, – в западном. Так почему бы не прожить так целый год, если мы все будем следить за своей речью и стирать белье по отдельности?
Герцог фыркнул:
– Да потому, что это невозможно. Потому, что три леди и три джентльмена не могут жить бок о бок и не…
– Ну, ну, продолжайте.
– И не свести друг друга с ума! – взорвался герцог, делая шаг назад и отворачиваясь.
– О, вы имеете в виду чувственную сторону вопроса? Наверняка. Потому что я тоже думаю…
– Мисс Харвуд, – сказал герцог, не глядя на нее, – уверяю вас, что в данный момент у меня нет ни малейшего желания выслушивать ваши соображения по поводу чувственных отношений между мужчинами и женщинами. – Он пригладил свои темные волосы и раздраженно водрузил шляпу, которую держал в руке, на место.
– Почему это так вас волнует? Почему вы считаете, что необходимо сдерживать свои естественные потребности? – спросила Абигайль. – Неужели вы действительно так хотите выиграть это глупое пари? Уверяю вас, мне совершенно нет дела…
– К черту пари! К черту вообще всю эту затею! Должно быть, я сошел с ума. – Уоллингфорд уткнулся лбом в стену стойла, и Люцифер сочувственно заржал.
– В таком случае почему вы просто не вернетесь домой?
– Не могу. – Голос Уоллингфорда звучал глухо. – Слишком поздно.
– Слишком поздно для чего? – Абигайль погладила широкий лоб коня и искоса посмотрела на герцога, который покачивал головой, словно пребывал в отчаянии. Герцог ничего не ответил, и Абигайль тихо продолжала: – Почему вы здесь, Уоллингфорд? В месте, где никому никогда не придет в голову вас искать? Ведь здесь нет ни удобств, ни светских раутов. Нет даже камердинера.
Герцог вновь ничего не ответил.
– От чего или от кого вы прячетесь, ваша светлость? – осторожно спросила Абигайль.
Пальцы герцога сжались в кулак.
– От деда, – негромко ответил он. – И от самого себя.
Абигайль показалось, что она ослышалась, настолько тихо прозвучали его слова. Кроме того, она не ожидала услышать от него ничего подобного.
– Я не понимаю. – Абигайль покачала головой.
– Конечно, не понимаете, невинная мисс Харвуд.
– Глупости, я вовсе не невинна. Я ведь уже рассказывала вам о своих похождениях. К тому же вы не знаете и половины того, чем я занимаюсь, когда сестра забывает о моем существовании, – делаю ставки на лошадей, пью пиво в пабах, читаю невероятно скандальные книги…
Герцог рассмеялся и повернулся к Абигайль, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.
– И впрямь ужасные преступления.
– Я переодеваюсь в мужское платье и посещаю скачки. А ведь меня могут за это арестовать.
Уоллингфорд покачал головой:
– Возвращайтесь домой, мисс Харвуд. Возвращайтесь и найдите себе мужа. Какого-нибудь славного розовощекого парня из приличной семьи. Таких в Лондоне дюжины. Вы будете водить его за нос, а ему даже в голову не придет вам изменять.
– Если бы вы действительно были таким плохим, каким хотите казаться, вы бы не колебались. Просто воспользовались бы моей податливостью, а потом отправились своей дорогой.
– Не искушайте меня.
– Так почему же вы не воспользовались случаем?
– Потому что вы самая невинная женщина из тех, кого я когда-либо встречал. Потому что мне хочется думать… – Герцог взмахнул рукой, отошел от стены, а потом сунул руки в карманы и уставился в темноту. – Просто уходите.