Я успел навести порядок в кабинете, когда снова вошла мать, а следом за ней влетел вихрь в длинном платье с такой же копной волос, как у матери, только без седины. Это существо с визгом бросилось мне на шею и повисло, поджав ноги. Моё лицо окутали каштановые локоны.

– Катенька, слезь с брата, он ранен! – прикрикнула на неё мать, пытаясь оторвать её от меня, но ей это не удавалось.

– Его папа уже залечил, я всё знаю, от меня не скроете! – пискнула она, не собираясь от меня отлипать.

– Дыру в груди подлатал, но осталась другая проблема, более серьёзная, – сказала мама, не прекращая попыток снять с меня вцепившегося клеща.

– Какая ещё проблема? – пропищала она, спрыгнув на пол.

Бездонные карие глаза начали наполняться слезами. А она ещё красивее, чем мать. Распускающийся цветочек. Такую надо любить и защищать. Раз уж я её старший брат, то я сделаю всё возможное, чтобы все знали, кто обидит этого ангелочка, будет иметь дело с Сашей Склифосовским, а это вам не хухры мухры.

– У Саши пропала память, – сказала мать таким тоном, словно пропал и сам Саша.

Впрочем, получается, что так оно и есть. Теперь Сашей буду я, очень надеюсь, что вы не пожалеете. Главное не спалиться, что я не он. Если я полностью осознаю себя членом их семьи и жителем этого мира, всё будет хорошо. А некоторые изменения в поведении и характере опять же можно будет скинуть на ту самую травму и амнезию. Ещё одно но, мне теперь надо ещё найти человека, который всё это устроил. Это тот, кто организовал вручение злосчастного усиливающего амулета, я уверен на все сто. Напавший на меня Воронихин скорее всего не особо виноват. Но, как говорится, это не точно.

– Как память потерял? – слёзные глаза этого котёнка расширились ещё больше. – Совсем потерял? Ты и меня не помнишь?

– Почти ничего, – грустно улыбнулся я и пожал плечами. – Есть какие-то смутные картинки, но не могу ничего конкретного вспомнить.

– Помнишь мою любимую плюшевую игрушку? – с надеждой спросила она, вцепившись мне в лацканы сюртука.

– Рыжую собачку? – наобум спросил я. Судя по выражению лица, не попал.

– Белого медвежонка, – чуть не плача сказала Катя, медленно отстраняясь. – Ты подарил его мне на день рождения на четыре годика. С тех пор эта игрушка моя самая любимая, несмотря на то, что уже сильно истрепалась. Мам, ну я не понимаю, ну как он может этого не помнить?

– Успокойся, солнышко, – мама обняла и прижала дочь к себе, поглаживая по голове. А на меня смотрела грустными глазами, но мне казалось, что надежда в них всё-таки была. – Так уж случилось, но мы ему поможем, всё будет хорошо.

– Сашуль, ты не обижайся, но я наверно лучше пойду, – сказала Катя, взяв себя в руки и вытирая слёзы. – Мы с тобой потом тогда поболтаем, вечером. Я буду долго тебе рассказывать всё подряд, тогда память твоя восстановится и будет всё, как прежде.

– Будет даже лучше, чем прежде, котёнок, – ласково улыбнулся я и подмигнул. – Всё будет хорошо.

– Вот видишь, мама, он уже вспомнил, что я котёнок! – она чмокнула меня в щёку и побежала на выход. – Всё, пока!

Отправив мне воздушный поцелуй, она исчезла за дверью. Очень милое и прекрасное существо.

– Может и правда всё не так плохо, как ты говоришь?

Я пожал плечами. А что я могу сказать, для меня каждая фраза и каждый вопрос, как экзамен. Я на каждом шагу чувствую себя, как канатоходец, идущий по тонкому тросу между двумя небоскрёбами без какой-либо страховки и балансировочного шеста.

Неловкую паузу прервала санитарочка, вкатившая в кабинет небольшую каталку, на которой красовался кофейник, сливочница, сахарница, две кофейных чашки и тарелки с пирожными. Натюрморт очень аппетитный, да и кушать уже захотелось, но в душе нарастало беспокойство, приближался момент истины, когда приедет тот самый пресловутый Борис Владимирович. Самым большим опасением было возвращение прежнего Александра Петровича Склифосовского. Это было бы отлично, если бы я вернулся в собственное тело, проснулся в ординаторской, отчитался за дежурство и пошёл домой, но что-то внутри подсказывало, что именно такого расклада точно не будет.