Проснулся от настойчивого стука, приятный бархатистый женский голос, показавшийся смутно знакомым, настойчиво и взволнованно звал меня по имени. Сквозь приоткрытые тяжелые шторы пробивался утренний оранжево-розовый луч, отраженный от облаков. Ярким пятном на книжном шкафу он призывал меня встать из постели и идти открывать дверь.

– Минуточку! – крикнул я, судорожно натягивая штаны и кинулся к шкафу за рубашкой.

Стук затих, но я прекрасно понимал, что ждут, пока я открою, поэтому торопился, как мог. Быстро пригладил непослушные волосы и пошёл открывать. За дверью оказалась невысокая стройная женщина с гордой осанкой, на вид лет сорок пять. Строгое красивое аристократическое лицо обрамляла богатая элегантно уложенная шевелюра волнистых каштановых волос с лёгкой проседью. Большие карие глаза смотрели на меня с любовью и тревогой. Она уверенно и бесцеремонно вошла в кабинет, оттеснив меня внутрь.

– Сашенька, как ты? – спросила она, приобняв меня, встала на цыпочки и нежно поцеловала в щёку. Я сразу понял, что это мать. – Отец мне только утром всё рассказал, я всё побросала и бегом сюда, даже причесаться не успела. Что с тобой случилось? Расскажи мне по нормальному. Ты же знаешь отца, он как всегда в двух словах, больше раздразнит, чем объяснит.

Зашибись, это она ещё не причесалась? Значит, когда причешется, то вообще королева. А моя мать настоящая красотка, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Зная теперь обоих родителей, не возникает вопросов, откуда я такой красавчик.

– Да уже всё позади, мам, всё хорошо, – попытался я её успокоить, поглаживая по плечу. Она припала к моей груди и крепко обняла. – Только вот с памятью серьёзные проблемы. Почти ничего не помню.

– Совсем ничего? – она резко отпрянула от меня и взволнованно посмотрела в глаза. – Ну меня-то ты вспомнил?

– Тебя невозможно забыть, – важно заявил я. Естественно это неправда, но материнское сердце надо жалеть, холить и лелеять, а такие слова – это целебный бальзам для него. – Только по поводу всех предыдущих событий и того, что я когда-либо делал в голове полная пустота, осталось только изображение.

– Отец сказал, что тебя ранили, – сказала она и распахнула на мне рубашку, которую я не успел застегнуть до конца, осматривая свежий рубец слева на груди. – Ну тут он справился, его стезя. Он сказал, что тебе сильно досталось по голове, покажи.

Я наклонился к ней и повернул голову, чтобы ей удобно было рассмотреть шишку на темени. Мама приложила к ней свои тёплые мягкие пальчики и от них по голове стало разливаться приятное тепло. Я буквально почувствовал, что нехилая гематома начинает уменьшаться в размерах. Ощущения от воздействия были диаметрально противоположны тем, что я испытал под рукой отца. Приятный релакс распространялся по голове и спускался вниз, захотелось даже снова залезть под одеяло.

– Так, ты это, не спи! – строго сказала мама, возвращая меня в реальность. – Убери пока всё с дивана, а я пойду распоряжусь, чтобы организовали кофе с пирожными.

Она резко развернулась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Снова приятно, ненавижу, когда дверью хлопают, и не только автомобильной. Пока складывал в диван постель, навеяла мысль. У них тут кондитерская лавка что ли круглосуточная рядом? Выпечка и сладости в любое время. Возможно она по пути из дома где-то прихватила, тоже вариант. Но первый мне больше нравится и достаточно правдоподобный. Одними только пирожками и булочками сыт не будешь, хорошо бы и кусок жареного мяса употребить, и супчик на обед не помешает. Ну, с этими вопросами разберёмся по ходу пьесы. Дома то понятно всё будет в достатке, я даже не сомневаюсь. Ещё не выполнен первый пункт плана – влиться в жизнь, словно так и было. Словно я и есть Александр Петрович Склифосовский.