– Однако если врагу удастся добраться до наших позиций и он проникнет в окопы, то всё может пойти не по плану. Противник использует фактор внезапности, посеет панику и внесёт сумятицу в ряды наших войск. Немцы ведь через те окопы довольно быстро и до позиций пушкарей добраться смогут. А затем перебить там всю артиллерийскую прислугу. Тогда считай, что дело труба. – Он почесал подбородок и, повернувшись ко мне, уточнил: – Лёша, а ты их отсюда уложить сможешь?

Я прикинул расстояние. От нашей позиции до дороги приблизительно семьсот метров. Ширину самой дороги, которая составляет меньше десяти метров, можно не учитывать. Ну а от дороги до противника ещё метров пятьсот. Итого расстояние до целей около одного километра двухсот метров. Много? В общем-то, да. Для обычного снайпера этих времен, рабочей дистанцией было пятьсот, максимум семьсот метров. Расстояние в километр и более уже считалось слишком большим для уверенного поражения целей. Но то для обычных снайперов. Я же, со своим приобретённым навыком и удачливостью, почти без проблем мог поражать цели и на более дальней дистанции.

А потому подтвердил, что готов начать окучивать противника, что ползает по полю картофеля, прямо сейчас.

Однако после того, как я отрапортовал: «Уложить смогу», на секунду задумался и неуверенно добавил:

– Только вот надо ли?

– Да ты что?! Конечно надо! – тут же истерически зашипел Зорькин. – Что ждать, пока немцы подползут и всех наших кокнут?! Так и нам тогда каюк! Они после этого обязательно до нас доберутся! Стреляй, пока видишь их! Стреляй, и валим отсюда.

С ним полностью согласился Садовский.

– И действительно, неча ждать. Поедет кто по дороге или нет, это ещё вилами по воде писано. Может, и не поедет никто. Может, обманул немец и не на танках ехать решил, а ползком ползти, пока туман стоит. Стрелять надо. Как давеча. Быстро всех перестреляй, и всё, бою конец. И в расположение вернёмся. Давай. Начинай!

– Отставить! – покачал головой чекист. – Нельзя сейчас стрелять.

– Это почему же? Садовский прав. Быстрее начнём – быстрее закончим, – тяжело дыша, нервничал Зорькин.

– А потому, что перед нашей группой поставлена совсем другая задача. Нам танки остановить надо. Пехоту же противника побьют наши стрелки.

– Так нету танков тех. А пехота – вот она. Лёха их видит и всех быстренько кокнуть может. Верное дело. Стрелять нужно.

– А я говорю, что отставить! Пехота не наше дело. Наверняка приближение противника наши бойцы видят. Просто подпускают ближе, чтобы потом, с короткой дистанции, бить наверняка.

Последние слова Воронцов произнёс неуверенно. И его неуверенность была закономерной. Очевидно, что наши воины совершенно не видели наступающего противника, а значит, исход боя мог быть не таким радостным, как нам всем представлялось в планах.

Я посмотрел в сторону Троекуровска и озвучил предложение.

– Товарищ лейтенант государственной безопасности, а что, если нам направить одного из бойцов с донесением в штаб?

Оба наших условно добровольных помощника с надеждой перевели свои взгляды на чекиста.

Я же продолжил свою мысль:

– Ну а почему бы и нет? Расстояние до Новска для мотоцикла плёвое. Пусть один боец сгоняет и в штабе всё расскажет.

Моё предложение повисло в воздухе. Воронцов чуть подумал, убрал бинокль и, по привычке почесав подбородок, сказал:

– Хорошая идея, Лёшка. – Перевёл взгляд на красноармейцев и принял решение: – Садовский, давай ты. Мухой мчишь в город и доложишь лично комдиву Неверовскому, что мы наблюдаем продвижение пехотного взвода немцев, которые незаметно, ползком, пытаются подобраться к северной части наших окопов. Лично комдиву! Из уст в уста! Понял?