– Ты в порядке, Радий? С твоей бледности можно мел соскребать.

Радий изумленно захлопал ресницами. Видение затушевалось, оставшись смутным предчувствием беды.

– Только не сходи с ума, Радий, но я отправлюсь с тобой.

– Ох, ох, совесть не заесть, милая. Это тебе не фастфуд – пять за двести!

– Как же ты мне надоел. А я и не чувствую себя виноватой. Я чувствовала себя брошенной! Ясно?! Знаешь, что это такое: когда нечто внутри тебя требует… требует какой-то наивной порочности?! Внимания, в конце концов!

– Вот как? Что ж, тогда и я, наверное, составлю вам компанию. Ну, чтобы никто не чувствовал себя одиноким.

Услышав этот голос, Радий вздрогнул и даже не пришел в бешенство. Обернулся. На пороге стоял Юлиан. Он закатывал рукав своей вишневой рубашки и тупо улыбался.

– Ты-то какого черта позабыл в моей каюте? – прошипел Радий. – Она теперь только моя. Хоть что-то в этом мире может быть только моим?!

– Так я же снаружи стою, в коридоре. Правда, Наташ?

«Вот же членосос херов», – устало подумал Радий и поинтересовался:

– Ульяша, а ты не боишься, что я выпихну тебя из вертолета, как только мы взлетим? Я вот, знаешь ли, обожаю одиночество.

– Нет. С чего бы? Этим ты причинишь боль своей жене. А ты этого не хочешь, правда?

– Нет, долбаный ты засранец, именно этого я и хочу. Именно этого. – Радий с остервенением посмотрел на рюкзак, не понимая, зачем он вообще ему понадобился. – А теперь проваливайте! Оба! Брысь!

Не желая ничего слышать и напоминая сам себе капризного ребенка, Радий первым выскочил из каюты. Пулей пролетел коридор и вышел на солнце.

От вертолетной площадки уже доносился пульсирующий стрекот.

5.

Вертолет, использовавшийся прежде всего для погрузочных работ, был буквально набит людьми. В кабине переговаривались Горынин и Юрий Брико, второй пилот. У открытой двери, морщась от гула, суетились Арвид Лилльехёк и Джек Тейлор. Шведу и американцу помогал Хельмут Крауз, краснощекий уроженец Бремена. Они грузили съёмочное оборудование.

Ни слова не говоря, Радий забрался внутрь и уселся подальше от всех. Подумал: «Господи, это как начало плохого анекдота. Собрались как-то швед, американец и немец покататься на русском вертолете…»

– Боитесь, мы украдем у вас славу? – прокричал он, беря наушники внутренней связи.

Джек широко улыбнулся, и Радий решил, что тот похож на актера, рекламирующего комплект из зубной пасты и туалетного ершика.

– Это забота.

– Забота? – переспросил Радий.

– Забота о том, чтобы ваши имена вписали в этот исторический момент.

– А, я понял. Иначе русским никто не поверит, да?

Джек кивнул. В салон протиснулись Таша и Юлиан. Низенький гидрограф прижимал к груди огромный поисковый фонарик и промышленный противогаз. Радий отвернулся, не желая испытывать на прочность желчный пузырь, толкавший свое содержимое прямо к языку.

Где-то через минуту они оторвались от взлетно-посадочной площадки. Радий вдруг осознал, что боится океана. Словно где-то внутри распахнулся сундучок, хранивший прописную истину: в океане что-то есть. Можно разглядывать безбрежную гладь хоть всю жизнь и не понимать, что там что-то плавает. И это что-то имеет объём, занимает пространство, простирается вглубь и дремлет во тьме.

Спустя какое-то время Горынин сообщил по внутренней связи:

– Галоклин, господа!

Все прижались носами к иллюминаторам. Все, кроме Арвида. Он отодвинул боковую дверцу, и в салон ворвался ветер, взметнув волосы Таши снопом белых искр. Сам Арвид принялся водить объективом видеокамеры, принимая лучшие кадры, что называется, из рук Бога.