Именно этим Тит сейчас и занимался.
Андрей видел, что ассистента снедает любопытство, но не спешил раскрывать карты. По крайней мере, ему не хотелось делать это дважды.
Как и ожидалось, заявилась Мона – в белом лабораторном халате и с пряжей в руках. Она всегда приходила, когда Титу случалось метаться по имению, выполняя загадочные поручения Андрея. Приходила и по вечерам, если стыл ужин. Тогда она садилась в уголке, неподалеку от пустого автожектора, где раньше проводился эксперимент с хомячками, и стучала спицами. Сейчас она вязала Титу перчатки, потому что зимы на Гогланде были довольно холодными.
Заметив ее, Тит еще больше сгорбился над леской и крючками.
– Раз уж все собрались, я, пожалуй, начну. – Андрей взял шприц и вогнал иглу в пузырек с ксиланитом. – Как известно, я занимаюсь изучением функций изолированного мозга. Но я опущу идеи трансгуманизма, чтобы не утомлять вас.
Когда шприц был заполнен, Андрей оттянул красно-рыжую холку кошки и вколол туда весь набранный препарат. Этой дозы хватило бы и корове, сломавшей ноги, но Андрей снова наполнил шприц.
– Месяц тому назад я совершил несколько поездок, результаты которых могут как ошеломить, так и привести в уныние. – Пальцы Андрея заскользили по бедренным мышцам кошки. Последовала еще одна инъекция успокоительного. – Я обнаружил не только всеобщее изменение свойств воды, но и отыскал разум, кардинально отличающийся от человеческого или разума любого другого существа, известного человеку.
Спицы Моны прекратили перестук. Тит тоже едва мог скрыть волнение. Андрей же продолжал накачивать мертвую кошку препаратом.
– Главным недостатком обычного энцефалографа является высокая чувствительность прибора к тремору пациента. Собственно, поэтому и был собран Волнорез – чтобы без проблем считывать колебания электрической активности мозга на расстоянии. – Отложив шприц, Андрей скептически оглядел кошку. – Тит, изволь леску, если она готова. Не запуталась?
– Нет, всё в порядке.
– Отлично.
Еще раз оттянув загривок кошки, Андрей вогнал туда крючок, а леску бережно спустил с другого края операционного стола. Взял вторую снасть.
– Так вот. В недавних путешествиях меня сопровождала уменьшенная версия Волнореза. Создать ее было не так сложно, как может показаться. По крайней мере, для того, кто отличает короткую радиоволну от длинной. – Андрей приладил второй крючок в районе кошачьего позвоночника и потянулся за следующим. – Я измерял электрическую активность мозгов, что меня окружали. И повсюду я считывал ритм неизвестного мне разума.
– Но что это значит, Андрей Николаевич? – Тит передал новый пучок крючков. – Что домашний Волнорез неисправен?
– Почему же? Вполне себе исправен. Более того, наш Волнорез поучаствует в сегодняшней ловле на живца.
Прежде чем Тит успел что-либо сказать, заговорила Мона. Вязание окончательно вышло из круга ее сегодняшних интересов.
– Андрей, я иду с тобой. Это не обсуждается. Я из вежливости не проявила интереса к причалу Элеоноры, но второй раз такой номер не пройдет. В противном случае можешь забыть о горячем ужине. Тем более что подливку вы уже выкрали.
– Я не сомневался в тебе, дорогая.
– Правильно ли я понимаю, Андрей Николаевич, что вы фиксировали одинаковые множественные сигналы неизвестного мозга и на острове, и на материке?
– Именно так, мой дорогой Тит.
– А что, если самописец регистрировал биение волн? Ведь их нынешнее поведение далеко от нормального, согласитесь. Вдруг мы гоняемся за собственным хвостом.
Андрей взял последние крючки. Вдел их кошке в шею и у основания хвоста. Потянулся к стерилизатору за скальпелем, потом отклонился и оценил результат работы. Со всеми этими крючками и леской кошка напоминала экспонат некоего перформанса.