Помахивая рукой перед мозгом, Андрей заговорил:

– А кто у нас хорошая девочка? Кто хочет собачьих вкусняшек? Кто хочет поиграть с мячиком?

Собачий мозг молчал. Об этом свидетельствовала энцефалограмма, выводимая на экран. Андрей повернулся к столу и подвинул к себе журнал наблюдений. На бумагу легли первые за сегодня строчки.

«15 августа. 10 утра. Частная лаборатория острова Гогланд.

Несмотря на вживленные в затылочную часть импланты, связанные с простенькими веб-камерами, Прима не реагирует на мое появление и не узнает меня. Не исключено, что у нее атрофировалась способность к предметному зрению. Или же мозг попросту не способен воспринимать зрительные образы в своем нынешнем состоянии».

Отложив ручку, Андрей уставился на собачий мозг. Сложно было назвать это чудом, но, вероятно, именно это и случилось, когда их сука золотистого ретривера три месяца назад сорвалась с обрыва. Кузин, их островной ветеринар, осмотрев собаку, сразу сказал, что шприцы сейчас куда лучше справляются с тем, что раньше делали пули.

Андрей потянулся к ножке стола и поднял пакет собачьего корма. Затряс им.

– А сейчас наша девочка покушает, да?

Энцефалограмма сейчас же показала, что в гипоталамусе Примы возникла слабая активность.

– Вот так, девочка, хорошо.

Продолжая смотреть на экран, Андрей насыпал немного корма в эмалированную миску. Из этой миски Прима ела при жизни – ела и причмокивала. Гипоталамус собачьего мозга еще больше взволновался, когда биохимик потряс миской.

Наградив себя кивком, Андрей повернулся к записям.

«Прима узнала шум корма. Опять. Не задействуя участки мозга, отвечающие за слух, Прима пользуется чем-то, что я склонен относить к фантомной зоне мозговой деятельности».

Оторвавшись от журнала, Андрей взглянул на показания автожектора. Аппарат искусственного кровообращения – или автожектор – был модифицирован таким образом, что показания массы объекта, уровень солей в растворе и прочее сразу выводилось на экран.

Ухватив взглядом нужные данные, Андрей внес короткую заметку:

«Масса Примы увеличилась на 57 граммов.

Время роста – 62 дня.

Подозреваю, Прима наращивает массу в попытке создать новый орган, способный к совершенно иному способу взаимодействия с миром. Вероятно, в будущем появится порода собак, способная телепатически приносить тапочки. Или бутылку пива».

Расплывшись в торжествующей улыбке, Андрей взял горсть корма, развернулся к автожектору и запихнул корм себе в рот. Захрустел. Не причмокивая, конечно, но как получалось.

Энцефалограмма Примы показала значения мозговых волн, близких к обиде.

– Прости, девочка, прости. Но так надо.

Пережевывая корм (вкус нута чувствовался ярко, в отличие от заявленного вкуса ягненка), Андрей сделал запись:

«Поразительно. Не имея органов чувств, собачий мозг неким образом приспособился чувствовать. И даже обижаться! Вероятно, неожиданную стимуляцию дает мозговая активность существа, которое я вскоре планирую изловить. Или существ, поскольку сигналов порой бывает довольно много. Особенно по ночам.

Надеюсь, новый мозг не уступит человеческому».

Пока Андрей дописывал последнюю строчку, счищая языком корм с зубов, в лабораторию вошел Тит Булдер. Он на ходу натягивал халат поверх спортивной кофты и ежился. В лаборатории строго поддерживалась температура в 16 градусов, так что теплые вещи давно стали неотъемлемой частью рабочего дня и, собственно, самих исследований.

Тит ассистировал Андрею. Вместе они трудились на благо исследовательского центра «Фундаментальные основы биотехнологии», а проще говоря – осваивали грант на изучение возможностей так называемого изолированного мозга.