И отключился.

Сижу с телефоном минуту, вторую, смотрю на экран, которому не даю потухнуть. Знаю, что Ваня хоть и звонил с этого номера, но он ему не принадлежит. Он чей-то. Нельзя перезванивать. Ничего нельзя.

Он сказал не «прощай», а «до связи».

Он во что-то еще верит, так почему я не должна? Тем более, появился шанс. Василий рвет и мечет, уверена. Ведь его сынок вновь слетел с катушек.

Злобная я стала, на людей бросаюсь или смотрю исподлобья. У меня только один вопрос в глазах: за что так с нами? Он ведь ничего плохого не сделал. Да и я... на пятерки училась, тянулась, старалась стать достойным человеком, примером для своих учеников, мечтала, чтобы родители гордились. Против нас ополчился целый город. Проехался тяжелым танком общественного порицания и безразличия, ломая веру и надежду, как каток пластмассовые куклы. В щепочки. Не жалко никому нисколечко.

Я вообще не понимаю уже, что происходит и к чему стремиться, что хорошо, а что плохо. Моим родным Василий не угрожал, видимо, думал, что я совсем повернутая на Ваньке, предпочту им его. Василий выбрал другую тактику: он не стал ссориться с моими, он решил сыграть с ними заодно, взял их к себе в команду. А я боюсь будущего. За Ванину маму душа болит, она мне как родная стала, хоть любовь моя и не взаимная. Знаю, что как только с Ваней что-то решится, они меня навсегда вычеркнут из жизни. А пока им нужны мои показания - нужна и я. Терпят, жалеют, подбадривают. Иногда вкусно кормят.

Да и что они еще могут думать о девке, чьи родители не знают, как выгоднее ее продать?

Мама приходит с пакетом фруктов, ставит его на тумбочку рядом с кроватью, садится рядом и улыбается мне. Плакать начинает. Вижу, что жалко ей меня, но сразу суд вспоминаю, и отворачиваюсь. Хорошо ведь мы все придумали! Не должны были проиграть! Все четко распланировали, доказательств нашли достаточно.

Мама берет меня за руки, сжимает. Я не отдергиваю, но и не смотрю на нее.

- Девочка моя, - грустит мама. - Как же страшно за тебя.

Она протягивает мне зеркальце, и я разглядываю в нем свое отражение. Привидение, не иначе. Кожа серая, бледная, блеклые русые волосы выглядят жидкими и тусклыми. Не лицо, а череп, обтянутый кожей - вот во что меня превратила Ванина любовь. А его моя — в уголовника, склонного к суициду. Мама поправляет мои волосы, убирает за ухо. Ладно, терпимо, хоть паклей не выглядят - и хорошо. Один глаз заплыл, нос опух — сломали ведь.

- В кого ж ты такая упрямая, Юлечка, что же ты с собой делаешь, - причитает мама без вопросительных интонаций. Всем и так ясно, что я делаю. На эшафот ползу, сама уже забыв зачем. Быстро все происходит, не успеваю я продумать шаги противников, предугадать их и хоть как-то подготовиться. Для меня любой выпад Василия — потрясение. - Они тебя в могилу загонят, а если понадобится, и нас с тобой заодно. У тебя ведь сестра младшая есть. Если тебе, доченька, плевать на нас с отцом, может, хоть ее пожалеешь? Она не виновата ни в чем. Папа не просто так пошел на сделку с Василием, выхода у нас другого нет. Этот человек делает предложения, от которых не отказываются, и не из-за заманчивости. Просто либо деньги берешь, либо убивают тебя.

Отворачиваюсь.

- Юля, он уже всё, не выберется никогда. И прежним не станет. У тебя в голове образ человека, которого больше не существует. Прими очевидное: он тебе не подходит.

- Мама, он теперь никому не подходит. Из-за меня.

Она сидит со мной еще некоторое время, но я молчу, как обычно. Мы вообще перестали разговаривать, как-то не о чем. Все, что ни вылетает из ртов родителей, имеет скрытый или очевидный смысл — уговорить меня отступить. В таких случаях я наперебой рассказывала им без стыда и смущения, какие вещи со мной делали. Как на ноги мне мочились, ведь на лицо старший пока не позволил. Как тыкали в меня своими членами, требовали ублажать их. Оскорбляли и ржали как кони, заливаясь. Я ведь понимаю, что Ваня не дурак, он не хотел вмешиваться, вызвал полицию и даже честно ждал ее, но потом не выдержал. Просто не выдержал смотреть на то, что они со мной делали, били, за волосы таскали. Кончали на лицо, собирали это пальцами и совали в рот. Одного укусила больно, он мне мозги чуть не вышиб.