Я, конечно, не считал случившееся неудобством. Предчувствия меня ещё никогда не обманывали, ведь с самого начала какое-то шестое чувство подсказывало, что это командировка надолго запомнится. Я прослушал инструкцию по правильному положению кислородной маски на лице, и смотрел в иллюминатор, где тряслась в кромешной тьме земля, усеянная огнями города. Кажется, мы уже низко летим. Мой сосед начал паниковать, периодически хватая мою руку вместо подлокотника и ошарашенными глазами смотря на держащуюся за спинку кресла стюардессу, которая пыталась улыбаться.

Когда с очередным более убедительным толчком мы поняли, что шасси коснулись, наконец, взлётно-посадочной полосы, я, честно признать, поблагодарил всевышнего за то, что хотя бы более не в воздухе в состоянии неопределенности. Однако, новости паршивые: я не в том городе, где должен был быть, я отклонился от графика, я голодный, и у меня по-прежнему нет шапки.

Я посмотрел на снежные завихрения по ту сторону иллюминатора и вздохнул.

– Ладно, поеду уже к себе.

Вздохнув, я отодвинула тарелку с аппетитным лимонным кексом и поднялась из-за стола.

– Мэри. – Элейн встала вслед за мной и взяла за руку. – Это всё пройдёт.

– Ты сейчас про диагноз или Мэтью?

– Всё. – Она сжала мои пальцы, а я сомкнула губы, не давая волю моментально нахлынувшим эмоциям. Ненавижу, когда жалеют. Это гораздо невыносимее, чем когда орут и унижают. Жалость наталкивает на мысли о безысходности. Это плохо для мотивации к борьбе.

– Пока мне кажется, что проходит только время. – Я вздохнула, окинув взглядом до боли знакомое убранство гостиной в доме подруги. Жёлтые подушки на диване, серые шторы с яркими солнечными цветами. Сколько раз ещё я зайду сюда? – Будто песок сквозь пальцы, а я всё никак не могу ухватить.

– Мы ухватим. – Подруга направилась в кухонный уголок. – Погоди, кекс тебе заверну.

– Не нужно, я овощи сделала на завтра.

Элейн проигнорировала мои протесты и достала из навесного шкафчика контейнер.

– В Японию с тобой поеду. – говорила она, складывая куски кекса для меня. – Завтра напишу заявление на пару недель.

– Зачем тебе лишние хлопоты?

– Мэри, я не отстану. – Она облизала крошки с пальца и, плотно закрыв контейнер, передала мне. – Я теперь, как твоя тень, буду везде, не надейся от меня отделаться.

Я улыбнулась. Как же мне повезло, что она у меня есть. Я понимаю, это редкость. Что бы люди ни говорили, настоящая искренняя женская дружба практически невозможна. Наверно, наш случай почти исключение, но мы встретились в школе и с тех пор были неразлучны. Наверно, Элейн мне как сестра, которой у меня никогда не было. Самый родной человек, каким не смог стать Мэтью.

– Спасибо тебе. – Во внезапном порыве нежности, я подошла и обняла подругу. – Если бы не ты, я бы сдалась.

Домой выехала около одиннадцати вечера.

Погода была паршивая, шёл мокрый снег. Временами, порывы ветра посылали завихрения на лобовое стекло. Я двигалась медленно, вглядываясь в ночь. Несмотря на трудный день, домой не хотелось совсем. Прикинув, что по пути не будет ничего открытого в такой час, кроме церкви, я решила, что пару минут в умиротворенной тишине напротив распятья помогут успокоить волнения души.

Не могу сказать, что я набожный человек. Наверно, я где-то в глубине души верю во что-то, но для настоящего католика я никогда не была послушным последователем библейских правил и никогда не ходила на воскресные службы. В детстве с родителями церковь была обязательным пунктом, откуда начинался выходной день, но постепенно эта рутина ушла из моей жизни, ибо ни Элейн, ни Мэтью не поддерживали религиозность. Не знаю, что двигало мной, когда я направила авто к божьему храму. Неужели моё отчаяние дошло до того момента, когда остается лишь уповать на всевышнего? Готова ли я верить в чудо и доверить свою судьбу небесам?