Что яд? Он точил тело. А весть о предательстве любимой женщины сразила его прямо в сердце.

Но и этот удар он пережил, проглотив жгучую боль.

— Долго, мой господин, — вмешалась я горячо. — Вы проживете долгую и славную жизнь!

— И ты можешь меня вылечить?

Я лишь вздохнула.

— Я могу, — тихо произнесла я. — Но вам нужно устранить яд из вашей жизни. И никогда не касаться его.

— Долгое время я думал, — тяжело произнес Господарь, — что источник яда я сам… Проклятый, прокаженный…

В этот момент в ванную вошел еще один воин и, почтительно поклонившись Господарю за моей спиной, даже не глядя на меня, произнес:

— Господарь. Ваша лошадь упала. До утра не доживет.

— Видишь, женщина? — усталый голос Господаря был насмешлив. — Теперь источник яда — это я сам. Отравлен насквозь. Даже живым существам со мной рядом нельзя находиться.

— Которая лошадь умирает? — спросила я.

— Третья.

Я склонилась над ведром с остатками остывающей воды. Капнула туда три капли настойки своего драгоценного двуцветника. Противоядия из первых плодов.

— Дайте лошади, — уверенно велела я. — Она встанет.

У воина глаза на лоб полезли.

— Делай, что велено, — в голосе Господаря послышался интерес.

Воин поклонился, подхватил ведро и вышел вон.

— Если лошадь встанет, — произнесла я, переводя дух и сама изумляясь своей смелости, — эту настойку я вам отдам. Только вам. Вы будете ее хранить и пить сильно разведенной. Капля настоя на кружку. И все пройдет — даже если яд будут вам продолжать давать. Но лучше б вам его больше не принимать!

На пороге ванной появилась Лиззи, серьезная и молчаливая. Приволокла ведро с горячей водой. Пыхтя от усердия, она донесла его до ванны и… я не видела, но, кажется, Господарь приподнялся, взял у нее воду и вылил ее себе в ванну.

— Твоя дочь? — спросил он, когда Лиззи с таким же непроницаемым выражением лица отправилась прочь с опустевшим ведром.

— Н-нет, — промямлила я. — Дочь моего мужа. Прижил с какой-то женщиной. Имя ее мне неведомо.

— Прижил и тебе отдал? Хм… А сам он где? — в голосе Господаря прорезалось презрение. — Да и что это за муж такой. Дом стоит в упадке, семья ютится в крохотной избушке…

— Муж мой велел выгнать нас обеих на мороз, — тихо ответила я, перебирая край фартука. — Это мой дом, не его. Тут год никто не жил.

— Ты была дурной женой? — строго спросил Господарь.

— Не думаю, — ответила я. — Я… не успела толком побыть женой. Всего год мы прожили. Я забеременела…

— И где же твой ребенок?

— Я не выносила, — тихо ответила я.

Господарь помолчал. Кажется, он разглядывал меня.

— Ты выглядишь достаточно крепкой, — заметил он. — И не так уж мала, чтоб ребенка не доносить. К тому же умелая травница. Как же вышло, что себе не смогла помочь?

— О, нет, — от его прямых и неуклюжих вопросов защипало в носу. Слеза скатилась по щеке, и я быстро ее вытерла, чтобы никто не заметил. — Это не из-за моей хрупкости. Просто тяжелая работа и голод сделали свое дело. Я сама едва не умерла…

— Тяжелая работа? — в голосе Господаря прозвучал закипающий гнев. — Голод?! В моих землях так голодно, что беременные женщины вынуждены добывать себе кусок хлеба тяжким трудом?!

— Нет, — ответила я. — То не ваша вина, Господарь. В ваших землях все благополучно. А в сердцах некоторых людей — нет. Мой муж и его мать нарочно решили со свету меня сжить. Вот и заставляли работать, а кормить забывали. Словно шелудивую скотину.

— Зачем?! Если неугодна, так проще дать развод.

— Ага, развод! — на пороге вдруг снова появилась сердитая Лиззи. Подслушивала! — Какой же развод, если они у сестрицы Бьянки все добро отняли? Его отдать надо при разводе, а они успели его прожить.