— А давай, — ответила лавочница. — Все возьму.

Мы тщательно пересчитали куски, и лавочница аккуратно выплатила за каждый, выложив каждую монету отдельно.

— Если еще будет, приноси на следующей неделе, — смягчившись, сказала она.

— А розовое масло? — осмелев, произнесла я.

Лавочница лишь покачала головой.

— Дорогое оно, — заметила она с сожалением.

— Из него можно духов наделать, — с надеждой ответила я.

— Так это кто умеет, — возразила лавочница. — А вообще, в магазине с лентами и нарядами можно попробовать продать. Может, возьмут.

У меня руки дрожали, когда я собирала медяки и чуть не плакала.

Этого было совсем немного, но призрак голодной смерти отступил еще на шаг. Он уже больше не пугал до головокружения и был всего лишь бледной тенью.

Лиззи блестящими глазами наблюдала, как я пересчитываю деньги и молчала. Она наверняка хотела что-нибудь выпросить себе, как любой ребенок. Но, наученная суровой жизнью тому, что люди злы и жадны, помалкивала.

Но разве можно отказать, когда на тебя смотрят такие глазенки?

— Сударыня, — спросила я, когда лавочница принялась живо раскладывать наше мы на витрине. — А вон те полосатые конфеты у вас сколько стоят?

— Медный за десять штук, — ответила лавочница, явно довольная сделкой.

— Давайте! — сказала я, возвращая ей медяшку. У Лиззи глаза так и просияли, она, уже не сдерживаясь, жадно протянула руку к лакомству, и тотчас затолкала в рот купленную конфету.

— С наступающими праздниками вас! — произнесла я весело, и мы с Лиззи вышли и двинули к лавке, где торговали лентами, бусами и пудрой.

Там хозяйка была не так сговорчива, и отказалась брать у непонятных нищенок пузырек с ароматическим маслом.

— Кто там знает, чего вы намешали туда! — сердито ворчала она. — Вот так возьмешь розовое масло, а внутри вода!

А вот девица, что зашла за новыми кружевами, заинтересовалась.

— Отдам за один серебряный вместо двух, — уверенно произнесла я, вынимая из-за пазухи пузырек.

Я откупорила крышечку, аккуратно мазнула ею по подставленному запястью девушки. Аромат роз разлился по всей лавке, острый и свежий.

— Аккуратнее с ним, — произнесла я, видя изумление и радость на лице девушки. — Понемногу совсем его использовать. Можно добавлять в крема, в помаду…

— Что такое помада? — спросила девица, и тут настала моя очередь удивляться.

— Помадой не пользуетесь? — спросила я. Девушка лишь потрясла головой отрицательно. — Ну, губы подкрашивать, щеки румянить… Нет?! Это было б неплохо исправить… Обязательно подумаю над этим…

Серебряный перекочевал ко мне в карман, а Лиззи показала язык несговорчивой хозяйке лавки.

Теперь можно было б купить немного еды, кой-чего нужного по хозяйству.

Вышли мы из лавки гордые, как две богачки. Еще бы! Целый серебряный! За год жизни с Жаном у меня сроду таких денег не было в руках. Все мое приданое Клотильда попрятала по сундукам. Она же распоряжалась и финансами. А я не то, что в лавку — дальше двора никуда не ходила. Ведь дома всегда была работа…

Сто лет не была в лавках!

Хотелось сейчас же потратить все деньги на какую-нибудь милую ерунду. На те же духи, на красивую юбку, на гребенки. Отчаянно хотелось быть красивой. Ну, украсить себя хоть немного! Нищенский наряд тяготил, давил на плечи.

Но я себя сдерживала.

«Ничего, ничего, — подбадривала я себя. — Настанет время, и я буду тоже покупать и ленты, и красивые рубашечки…»

Посасывая полосатые праздничные конфеты, мы с Лиззи зашли и к молочнику, и к мяснику. Купили масла, немного молока.

У мясника — самого чистого, белого жира и крохотный кусочек колбасы.