- Всё, концерт окончен! – командует Михась в какой-то момент. – Цветы закрылись, пчелы уснули. Можно переносить улья!
Смычок с недовольным взвизгом соскальзывает со струн.
- Чур, без меня! – быстро говорит Тимур и тычет пальцем в сторону Серого. – Пусть он идет!
Михась хмурится.
- Вообще-то, я всех мужиков зову. И тебя тоже. Или ты хочешь, чтобы Олесю закусали? У неё аллергия, ты помнишь?
- Я занят! У меня Чайковский, - безапелляционно заявляет Тимур и, надменно вздернув нос, вновь отворачивается к нотам.
- Да, он занят! – вскидывается Олеся, на секунду отрываясь от своих брюк.
- Пусть остается! - поддакивает мама.
Михася их единодушие не устраивает. Причем до такой степени, что лицо краснеет от гнева, а изо рта выливается поток отборной брани. Почему вдруг безобидное нежелание вызывает такую бурную реакцию, Серый не понимает, но то, что Михась готов расколотить что-нибудь, видно невооруженным взглядом. А Тимур не собирается уступать и смотрит со своей фирменной наглой ухмылкой, чем подливает масла в огонь.
- Пусть играет, правда, - быстро говорит Серый. – Под музыку интереснее же таскать. И дамам нравится.
- Нравится, нравится. Пусть останется, - кивает Верочка и, сложив губки бантиком, жалобно смотрит на мужа. Тот захлопывает рот и тяжело дышит. Видимо, отказать беременной жене ему не позволяет совесть. Но сдерживать ярость Михасю нелегко — его руки сжимаются в кулаки, а глаза белеют.
Серому даже хочется отступить на пару шагов. Михась выглядит так, словно мечтает разорвать Тимура.
- Миша, отставить! - вмешивается Прапор и чуть ли не выталкивает его в коридор. - Давай, успокаивайся. Пусть Тимка играет. Что, мы без него не справимся? Мы не безрукие инвалиды и не старики! А Верочка порадуется, ей полезно классику слушать. Говорят, от классики рождаются умные дети. Ты же не откажешь жене, в самом деле?
- Нет, - бормочет Михась и глубоко дышит, беря себя в руки. - Верочке — ни в чем не откажу.
- Вот и хорошо, - удовлетворенно заключает Прапор и машет Серому рукой. - А ты быстро за нами!
- Тимур, сыграешь вальс? – спрашивает мама.
- Не вопрос!
Довольный Тимур переворачивает страницу, и под смутно знакомую мелодию Серый с Прапором и Михасем идут таскать улья на другой конец улицы, в заросший сад того самого дома, который разделен границей пополам. Этот дом не подходит для жизни, но зато у него сохранилась бытовка, у забора растут роскошные кусты акации, а весь огород порос полевыми цветами. И всё это великолепие находится достаточно далеко от их дома. Пчёлы не будут залетать к ним во двор, а значит, не покусают Олесю.
Ящики тяжелые, переносить их нужно плавно и осторожно, чтобы не открывались отверстия. С Тимуром они бы справились быстрее, но он занят, и времени и сил уходит гораздо больше.
Да еще Михась снова заводится, едва ступает за порог:
- Виолончель у него! Чайковский, видите ли! Лапки, в царя мать! Ну я его...
- Михась, сосредоточься на ульях, - строго говорит Прапор. - Ты сейчас пчёл растрясешь.
- Нет, Прапор, ты же видел, как он нос задрал! Будут мне тут всякие малолетки указывать...
- Михась, ты поставишь его на место потом, - отрезает Прапор. - А пока пусть сидит и радует девочек. Девочкам надо радоваться. Да?
- Да, конечно. Девочкам надо радоваться. Их пугать нельзя, - соглашается Михась и замолкает, глубоко вздохнув.
Серый сопит и не спорит, хотя считает, что Тимур заслужил свободный вечер в компании любимого инструмента и Олеси. Олесе явно нравится его музыка. Чем еще завоевать сердце этой королевны, если не Чайковским?