– Женщины делают всю тяжелую работу, а мужики потом пожинают лавры. Знакомая картина.

– Сварливость фехтовальщицам не к лицу. Руби, девочка! Покажи, на что ты способна.

Взвизгнув подошвами по деревянному полу, Савин метнулась, обходя Горста кругом и рубя под всеми возможными углами. Он, казалось, почти не шевелился, однако его клинки всегда оказывались в нужном месте, парируя удар.

– У моей дочери быстрые ноги, а, Горст?

– Очень быстрые, ваше преосвященство.

– Это все танцевальные уроки твоей матери. Как ни печально, сам я в последнее время почти не танцую.

– Да, жалко, – согласилась Савин, двигаясь кругами, выискивая брешь в защите противника. Капли пота щекотали ее бритый скальп. – В Закрытом совете сейчас грамотная работа ног оказалась бы не лишней. Если Брок проиграет войну, вы все будете выглядеть трусами и глупцами.

– Еще большими трусами и глупцами, чем уже выглядим.

– А если она победит, это придаст еще больше блеска ее репутации. И репутации ее сына.

– Как же, Леонольт дан Брок! – насмешливо оскалился ее отец, вновь показывая беззубые десны. – Молодой Лев!

– И кто только придумывает такие смехотворные имена?

– Писатели, не иначе. Мне доводилось видеть львов, когда я участвовал в гуркхульской кампании. Глупые зверюги, особенно самцы… Все, достаточно! Передышка.

Савин тяжело перевела дыхание и распахнула свою плотную фехтовальную куртку, чтобы впустить внутрь воздух. Она пропотела до самой рубашки. «Интересно, – подумала она, обтирая бритую голову полотенцем, – узнали бы меня сейчас благородные господа из Солярного общества? Без пудры, драгоценностей, платья, парика?» Впрочем, скорее всего, они даже сквозь пот учуяли бы запах денег и по-прежнему продолжали бы роиться вокруг.

– Мы могли бы немного поправить твой захват.

Ее отец наклонился вперед и ухватился за трость, собираясь встать. Было видно, как двигаются кости под бледной кожей его руки.

– Нет, нет! – Она шагнула к нему и мягко положила руку на плечо. – Я не дам тебе мучить себя только для того, чтобы показать мне, как надо держать клинок!

Она взяла с подлокотника кресла одеяло и накинула ему на ноги, аккуратно подоткнув со всех сторон. Судьбы свидетели, какой же он тощий! Это даже не назовешь «кожа да кости», поскольку кожи там почти не осталось.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Его левый глаз задергался.

– Ты не заметила, наша страна еще не развалилась?

– Сегодня утром вроде все было нормально.

– Из чего можно заключить, что сегодня я еще жив. Завтра, впрочем, стоит проверить заново. У меня везде враги – во дворце, в Закрытом совете, в Открытом совете, на полях и на заводах. Инглийцев я и до войны бесил, а сейчас они практически светятся от ярости. Меня ненавидят повсюду.

– Только не здесь, – отозвалась Савин. Более явного выражения приязни от нее вряд ли можно было ждать.

– Мне этого более чем достаточно. – Он мягко прикоснулся к ее лицу кончиками пальцев: островки прохлады на ее потной щеке. – И это гораздо, гораздо больше того, что я заслужил.

– Наверное, какое-то количество врагов неизбежно входят в цену некоторых высоких кресел.

Ее отец фыркнул с отвращением и горечью, неожиданными даже для него:

– Стоит твоему заду коснуться сиденья, как ты тут же понимаешь, чего все это стоит. Ты думаешь, Закрытый совет действительно чем-то правит? Или король с королевой? Мы все – танцующие марионетки, не больше. Для отвода глаз. И чтобы было на кого свалить вину.

Савин нахмурила брови.

– Кто же тогда дергает за нитки?

Отец посмотрел ей в глаза. Его взгляд был ясным и твердым.