Берёзовых рощ одиночество нежное.
Он куда-то бредёт, под ноги ему каштаны упали,
Хмарь за одежды хватает небрежно.
Бьётся в дверях нараспашку ветер настырно,
Жена собирает с верёвки бельё постылое
И тащит в охапке, и детвору окликает.
Вот упали первые капли. Укрыться спешит.
Садится за стол. Не читает. Не пьёт.
Калибана зовёт – собаку, поглаживает шпица.
И незримо взбирается на гору безмолвную
И смотрит вдаль… Внезапно взгляд его озаряется.
Das chinesische Puppentheater / Der Fliederast
Китайский кукольный театр / Ветка сирени
Смыкаются тяжёлые веки,
Мерцает радужный свет,
Корабль колеблется на рейде,
Луна из шёлка шлёт привет.
Стоят на посту деревянные стражи,
Лаком покрыт резной самшит.
Выходят диковинные персонажи,
Узорен их наряд, вычурно расшит.
Всё перепуталось в месяце мае.
Бьётся кровь в висках потоком,
Я озираюсь в сумеречной зале
Среди цветных орнаментов Востока.
Пленительный толстый божок,
Из дерева золотая святыня,
Зуб золотой и наружу пупок,
Излучает магическую гордыню
И по кругу буссоли тайна струится
Средь отродья гадов розово-красных;
И вокруг слоновьего храма змеится
В чёрных завитушках башен разных.
Магия в священных чернилах,
В свитках лучезарной державы,
В умелых жёлтых руках ювелира,
В пышном имени властелина.
Я, зноем раздавлен, устало
Присел на скамью в сомнении.
Этого бреда виною предстала
Ветка персидской сирени.
Кто раскачивает эти миры цветные,
Наполняет их смыслом и тактом?
Я под причудливой маской впервые
Пускаюсь в меланхолические танцы.
Сотню раз я был расколот,
И другую сотню был раздвоен.
Я приветствую себя: «Здравствуй!
Узнаёшь меня на маскараде?»
Meertraum / Печаль моря
Море порождает ночь, а ночь порождает море.
Корабельные двигатели взрыхляют время.
Легко укачивает меня, тяжким сном засыпаю,
И тело мое уснуло в печали глубокой.
И тут взломали цветы мою нежную плоть,
Взросли на дворе моей кожи, кроваво-лилово,
Укрывая меня шелковистыми листьями:
Это же мы, лихнисы, гвоздики, чудо-трава Христова.
Nirwana / Нирвана
Долина, как золото чистое.
Безмолвны деревья, бездвижны,
То криво, то косо, как пьяные,
Стоят в разливе алмазного света.
В золотую дымку плывёт долина,
Уплывает в золотые сны,
Уплывает в золотые пространства,
Уплывает в золотое сияние ничто.
Das Glück / Счастье
Ты спрашиваешь, отчего я уснуть не могу?
Качают меня то волны, то ветер
И к музыке возносят неустанно,
И это лучшее, что есть на этом свете.
Кто познал это, изведал непокой.
Как молебен духа и голос водопада,
Душа моя шумит и ревёт неумолчно,
И это все ты – нет большей для меня награды.
Andacht / Благодать
Мы отдохновение и отдых нашли
На скалах, на черной тихой высокой горе,
Что грядами горными опоясана
Да черными и зелёными лесами увенчана.
Как сияют они, эти поклонники солнца!
Уступы скал окружают горы,
Что стоят подобно каменному венцу из роз.
А когда проплывают тенистые облака,
То кажется нам, что содрогаются сами горы,
Как если бы приветствовал нас
Этот гигантский венец из камня.
Ящерицы у наших ног шныряют игриво.
Мы молча стоим: нежно долины поют,
О любви поют пред нашими ногами,
И полнятся сердца и слух любовью из глубин.
Так, на уступе скалы покоимся мы
Средь горной гряды, подобной венцу из роз.
Was ich mitnehme / Что возьму с собой
От этой ауры,
Что всё излучает вокруг,
Одно уныние здесь.
Преследуя,
Звучит в моих ушах
Водяных часов
Кроткое время, что безмерно
Сочится сквозь почвы.
Этих горных хребтов вечность,
Их ворса голубой покой
Я волочу за собой в мир одномерный:
Это грубое огромное творение,
Где идолопоклонник творит молитвы
И коротает жизнь укромно.
Im Nebel / В тумане
Полночь хладная клубится.