Тамара отвернулась и, чтобы скрыть слезы, бросилась в сторожку, где Влас Петрович точил топоры и пилы.

– Ты чего, Тамара Васильевна, заревана? – спросил старик. – Уж не немцы ли тебя обидели?

– Нет, свои, – тихо ответила она, села в угол и стала жевать печеную картошку, которую Влас Петрович приготовил ей на обед.

Комбат с Петуховым уехали, а Лаптев, завидев Татьяну Герасимовну, решил задержаться.

Наконец привезли обед на двух подводах, и Тамара побежала звать своих немцев. Услыхав про обед, все побросали работу и помчались к сторожке. Девчонка, привезшая обед, испугалась не на шутку, когда из леса вылетела целая ватага здоровенных мужиков и плотно окружила сани. Взмахнув черпаком, девчонка закричала:

– Что вы, с цепи сорвались, что ли? Отойдите сейчас же от термосов! Прольете – сами не жравши останетесь!

Лаптев и Татьяна Герасимовна поспешили на выручку.

– Станьте в очередь! – приказал Лаптев. – Чем больше будет порядка, тем быстрее получите.

Мисок для первого и второго в отдельности не хватало. Штребль махнул рукой:

– Лейте все в одну!

Его примеру последовали и другие. Только самые привередливые, вроде Чундерлинка и Ландхарта, предпочли встать в очередь во второй раз. Штребль, который чертовски проголодался, изо всех сил стараясь выполнить норму, с жадностью ел щи и гороховую кашу, и ему казалось, что он мог бы есть бесконечно. Женщины ели не спеша, и некоторые даже не осилили свою порцию. Хлеб они подсушивали над костром, насадив его на прутик.

Со второй ротой оказалось значительно труднее: крестьяне не признавали порядка, и, сколько Лаптев ни кричал, все получалась не очередь, а толпа. Стоило девчонке зазеваться, как из корзины исчезло несколько кусков хлеба. Недостача обнаружилась только тогда, когда не хватило хлеба последним. Девчонка пришла в ужас, а немцы, оставшиеся без хлеба, принялись причитать и браниться.

– Кто из вас взял лишнюю порцию хлеба? – строго спросил Лаптев. – Лучше сознавайтесь сами, хуже будет, если на вас укажут другие.

Немцы молчали, продолжая чавкать.

– Вашим четырем товарищам не хватило хлеба! Как вам не стыдно! – попытался увещевать их Лаптев, но заметив, что немцы не обращают на него никакого внимания, заорал: – Встать! Если не признаетесь, завтра все будете без хлеба сидеть!

Бледный, худой подросток, поставив миску на пень, дрожащим голосом сказал:

– Одну порцию взял я… Я ее уже съел. А Георг Ирлевек взял еще три порции.

Ирлевек волком поглядел на мальчишку-предателя.

– Дайте сюда хлеб! – приказал Лаптев.

Ирлевек неохотно стал извлекать куски из-за пазухи. Мятый хлеб крошился и выглядел совсем неаппетитно, но бёмы съели его с жадностью.

Лаптев велел девчонке налить им остатки супа. Презрительно посмотрев на Ирлевека, Лаптев повернулся и пошел в сторожку.

Татьяна Герасимовна и Тамара сидели у жарко натопленной печки. Влас Петрович точил топор.

– Вот окаянные-то! – ворчал старик. – Все лезвие изгрызено у топора, ровно камень рубили… твою мать! У пил зубья суки ломают, у топоров обуха раскалывают, топорищ не наберешься, – и старик для выразительности все прибавлял и прибавлял ругательства, не особенно стесняясь женщин.

– Уж ты больно, Влас Петрович, матом садишь, – недовольно заметила Татьяна Герасимовна. – Ни к чему это, особенно при немцах. А у тебя что ни слово, то матюг. Я слышала, и немцы у тебя переняли. Они, видно, думают, что это поговорка такая. А если они начальство матом обложат? Куда тогда деваться?

– Ладно уж… – буркнул Влас Петрович и почесал в затылке.

Лаптев и Татьяна Герасимовна стали собираться.