– Чего он? – хмыкнула подружка. – Догадался, что собираюсь халат ему заштопать?

А тот уже у ног в траве валяется:

– Милостивая госпожа, – бормочет на чисто русском языке, – Хозяин приказал учить вас.

– Учи, но прежде встань.

– Условие есть, – кряхтя поднялся с земли мужичок. – Если вы откажетесь от меня, то он отвесит мне десять горячих нагайкой по голой спине.

– А если нет?

– То отсечёт голову, коли не сумеете до конца пути самостоятельно своих коней обихаживать и ездить на них.

– И чего ты хочешь?

– Откажитесь от меня. Вы такие юные, слабые, не сможете ни седло на спину лошади закинуть, ни подпругу затянуть, ни вычистить коня толком. Не говорю уже о том, чтобы в седле уверенно держаться. Времени мало.

Хитёр советник кагана. Откажемся у этого учиться – другого не даст. А зная, что закладом жизнь человеческая стоит, как принять такое условие? Вдруг и впрямь не справимся.

– Что делать будем, Дунечка? – мысленно спросила подругу.

Та только плечами пожала, а потом спросила конюха:

– Ты хорошо учить будешь?

– Насколько позволите, барышни.

– Это как?

– Можно после каждого слова кланяться и просить почтительно что-то сделать, а можно… – мужичок вздохнул и махнул рукой. – Но с вами так нельзя.

Я улыбнулась и крутанула головой, понимая, что имел в виду конюх. Другая учёба была куда как жестче. Тут и слово крепкое будет, и подзатыльник при случае прилететь может. Это и объяснила Дуняше.

– Я бы взялась, – фыркнула подруга. – Что я, не слышала, как Силыч работников костерит?  

– Я тоже берусь. Мне это просто необходимо.  

– Ну что ж, девоньки, – почесал затылок конюх, – тогда не обессудьте. Голова моя на кону, поэтому спуску не дам.  

– А что будет, если мы за время пути мало-мальски обучимся всему, что требуется? – озвучила Дуняша мой вопрос.

– Зеки-ага́ обещал отпустить меня.

Мы с недоумением уставились на мужичка. А тот оттянул высокий ворот рубахи и показал кабальный ошейник. Конюх был рабом. Дела… То, что в Южно-Русском царстве есть холопы, новостью не было. Но холоп не раб. Зачастую это люди, на время взятые за долги в бесплатные работники. Срок отработки определял старшина, к которому и обращались в таких случаях. Отслужив положенный срок, а то и раньше, если откупиться сможет, человек вновь становился свободным и мог идти куда пожелает.

Бывало, что родители от безысходности отдавали детей шести-семи лет в ремесленные мастерские «на побегушки». Там ребятишкам несладко приходилось, но и с голоду они умереть не могли. Подросших пристраивали мастерству учиться. Те, кто имел расположенность к делу и старание должное, могли до подмастерьев подняться, а то и вовсе в семью войти, женившись или выйдя замуж за кого-то из родичей мастера.

Но рабство в царстве не поощрялось.

– Как же так, дядечка? – со слезами на глазах спросила Дуняша. 

– Набежали, повязали, угнали, – не вдаваясь в подробности, ответил раб. – Пошли к коникам, барышни.

Мы и пошли, но учитель наш остановился и недоумённо осмотрел с головы до ног.

– А куда это вы так вырядились, голубушки? Бегом переодеваться в простецкое. Начнём с того, что будете учиться сёдла поднимать. Потом на лошадь садиться будете. А после урока их следует почистить. Упреете, извазюкаетесь, помнётесь.

Мы переглянулись, пожали плечами и вернулись в шатёр. Скинули юбки и жилеты, блузки сменили на просторные рубахи, косы подобрали и повязали платками.

– Другое дело. Теперь пошли! – одобрил конюх.

– Дядечка, а звать-то тебя как? – спросила Дуняша, подстраиваясь под шаг мужичка.

– Вот оно как… – прошептал тот, и глаза влажно блеснули. Потом вдохнул шумно, долго, с силой зажмурился, отгоняя непрошенные слёзы и только после этого ответил. – Почти забыл уже имя своё. Всё «раб», да «раб». А зовут меня Ратко. Дядька Ратко.