Я оторопела от такого вопроса и шокировано выпучила на деда глаза:

- Какой папа? – чуть слышно прошептала я.

- Придёт, внученька, обязательно придёт! – ответил он внучке, сознательно пряча от меня взгляд. – Пойдём, нужно поговорить…

Я не стала настаивать и требовать объяснений только по одной простой причине – дочь не должна присутствовать при взрослых распрях.

Но от одного её простого, казалось бы, вопроса по спине прошёлся холодок, потому что в обычных обстоятельствах присутствие папы в жизни ребёнка должно быть само собой разумеющимся, но не в наших.

Я не звонила вчера деду, хотя должна была. Возможно, он волновался и буркнул что-то в своей манере, а она услышала? Ведь не может быть такого, чтобы Алиса узнала о Арском как-то иначе.

- Я не стал говорить тебе в больнице, чтобы ты не расстраивалась и не пугала внучку. – сказал дедушка, как только мы вошли в кухню. – Арский вчера приходил к Алисе и…

- Что?! – взвилась я, не дав ему возможности договорить.

Мысли метались в голове непрекращающимся потоком, не давая сообразить, как такое вообще возможно. Чего ему понадобилось у дочери, решил поиграть в примерного отца? Только эта роль Арскому совершенно не к лицу!

- Тише, внучка, тише! – дед в секунду оказался рядом и крепко сжал в стальных объятиях.

Он как никто знал, как ревностно я отношусь ко всему, что связано с Алисой и скорее костьми лягу, но не позволю навредить своей дочери.

- Я старый дурак, думал, что делаю тебе только лучше, когда отваживал твоего Арского, а потом увозил тебя в Москву, но вчера… - он говорил, а я ничего не понимала, только мотала головой, чтобы унять накатывающую панику. – Он вчера пришёл и говорит…

- Как это «отваживал»? – отстранившись спрашиваю я, вычленив из всего потока только это слово. – Он искал меня тогда? Приходил?

- Приходил. – дед тяжело вздохнул и пошёл к накрытому для чаепития столу. – Давай чаю попьём и поговорим.

Я не перечила, села напротив, взяла трясущимися руками горячую чашку и сделала глоток ароматного, чуть терпкого чая и начала понемногу приходить в себя. То и дело поглядывала на хранившего молчание деда, но понимала, что торопить Платона Сергеевича смысла нет, он всё сам расскажет, раз уж начал. Дед, хоть и умеет контролировать то, что происходит в душе, но сейчас напряжение было настолько сильным, что он едва справлялся.

- Ты тогда вообще не в себе была, я тебя с ложки бульоном отпаивал. – он говорил спокойным, ровным тоном, но заварочный чайник в руках всё же подрагивает, немного дребезжа крышечкой. - Страшно было видеть тебя в таком состоянии!

Я почти не помню те дни, слишком была занята собственным горем, чтобы осознавать то, что происходило вокруг. А деду, конечно, сложно пришлось. Только теперь, когда у самой есть ребёнок, я могу понять, что он тогда чувствовал.

- А он всё ходил, ходил... Пьяный приходил иногда, буянил. Я его с лестницы спускал, а он всё равно ходил.

- Почему ты не говорил? – тихо спрашиваю я, стараясь не нагнетать.

- Да кому там говорить было? – всё же рыкнул дед. – Ты лежала ни жива, ни мертва, в одну точку смотрела. А когда он в сотый раз позвонил швырнула телефон в стену так, что надколола штукатурку, телефон-то вдребезги, конечно. Потом новый пришлось покупать. Так что сама пойми – сказать не мог, не понимал, что сделаешь, если скажу.

Не помню этих моментов совершенно и тем не менее, это не обеляет Арского в моих глазах.

- Так зачем он в клинику приходил?

- Не знаю приходил ли он к Алиске, или анализ сдать, как потом сказал. – растерянно ответил дедушка. – Я на пару минут отлучился из палаты, а когда вернулся, он уже там был. Алиска спала, а проснулась от того, что я на Арского рыкнул, не сдержался старый дурак!