Вспоминаю, что видела белесый след от шрама на правом боку Максима. Не успела спросить, откуда он, да и вряд ли бы услышала правду.

В груди появляется тяжесть и нестерпимо щиплет в носу. Поверить не могу в услышанное, это такая страшная трагедия, поэтому сложно реагировать спокойно.

— Ты разве не гуглила новости? — лицо Матвея искажается гримасой боли. — Не читала биографию Макса, составленную журналистами?

— Ничего не читала, — отвечаю, глотая ком в горле. — Я и подумать не могла… Господи.

— Расслабься, проверку прошла. Ничего ты не найдешь в интернете. Макс подсуетился, чтобы ни одной статьи не осталось.

— Зачем?

— Защитная реакция, — пожимает плечами Матвей. — Попытка прикрыть слабые места.

Кажется, припоминаю похожие слова от Шахова. Он пытался держать меня на расстоянии, объясняя все тем, что у него много недоброжелателей. Однако, теперь я не уверена, что именно было правдой.

— Только давай без этих взглядов, крошка, — удивительно, как Матвей держит лицо. У меня вот совершенно не получается, когда на душе полный раздрай. — Я сыт по горло жалостью окружающих. Как и их злорадством.

Нет сил, чтобы ответить ему. Киваю и подхожу к кухонному столу, чтобы налить себе воды. Патрик следит за мной, выпучив свои большие желтые глаза.

— После всего, что с вами случилось, — только сделав пару глотков, нахожу в себе силы, чтобы продолжить разговор. — Ты уверен, что Макс бы стал поступать так? Красть деньги, которые принадлежат вашей семье?

— Уверен, — почти выплевывает Матвей и поднимается с дивана. — Он даже в лице не изменился, когда мать с отцом в землю опускали. Через час уже решал какие-то дела от имени семейной фирмы, через день летел в Вену… Ты бы так смогла?

Мотаю головой, но, скорее, от того, что не знаю, как реагировать на слова Матвея. Видно, что у него накопилось очень много обиды на брата. И эта история с деньгами не совсем прозрачная, чтобы можно было трактовать ее также односложно, как Матвей.

— Черт, я же не собирался во все это углубляться, — Матвей со стуком оставляет стакан на столике, лохматит чуть отросшие волосы на макушке. — Ладно, крошка, прости, что загрузил тебя. Если честно, сам не ожидал, что все это расскажу. Есть в тебе что-то такое… Как будто к психологу на приеме пришел.

— Ты ходил к психологу? — откуда только силы нахожу улыбаться.

— Ходил, — ответная улыбка в ответ. Но глаза все еще выдают истинные эмоции. — Вот только зря, получается.

— Почему?

— Я за все сеансы не проронил ни слова.

Говорит это, стараясь перевести все в шутку, но я прекрасно чувствую его настроение. Отчаяние. Внутри него сидит маленький отчаявшийся от горя ребенок и пытается нащупать хоть какую-то опору в жизни.

— Ты просто обязан написать претензию с жалобой на качество оказанных услуг, — подхватываю я слова Матвея, понимая, что сейчас он ждет от меня именно такой реакции. Наверное, сам не рад, что разоткровенничался, поддавшись внутреннему порыву. Видно, как засуетился, засобирался.

— Так и сделаю. Спасибо за идею. Ладно, зверь, ты теперь за главного, мне пора. — Салютует сначала Патрику, а потом уже мне. — Пока, крошка, — напоследок мажет по мне внимательным взглядом, кажется, что хочет добавить что-то еще, но в последний момент передумывает и уходит.

Закрываю за Матвеем дверь, чувствуя, что меня снова трясет. Состояние такое, будто тело охватывает озноб накануне болезни. Кутаюсь в плед, щелкаю кнопкой электрического чайника. Хорошо бы поесть, но после услышанного кусок в горло не лезет. Эмоций слишком много, как и мыслей в голове, наверное, поэтому снова накатывает слабость. Мне до стиснутых кулаков жалко черноволосых мальчиков с фото, которых я видела еще во время совместного проживания с Шаховым.