— Не понимаю, — сглатываю, чувствуя, как пересохло в горле. Признание Матвея выбивает почву из-под ног. Что, черт возьми, он несет?

— Мы не родные братья, — шумно втягивает воздух, вижу, как краснеют скулы. Нервничает. — И самый отврат — Макс не собирался мне рассказывать. Я случайно узнал. Если бы не один человек…

— Не родные… Но как? Я видела вашу фотографию, вы похожи как две капли воды…

— Вот так, крошка, — Матвей кривит губы в подобии усмешки. Видно, что его самого выносит от разговора. — Макс и я никем не приходимся друг другу. Ни-кем.

— Ты поэтому приходил в отель? — меня накрывает осознанием. — В тот день, когда квартиру Макса затопило, мы поехали в гостиницу, а ты заявился к нам в номер и устроил разнос. Узнал об этой новости?

— Да, поэтому. Я сильно разозлился, и сейчас продолжаю злиться. Он не имел права так поступать, — Матвей сжимает пустой стакан с такой силой, что у него белеют костяшки пальцев. — Водил меня за нос, в то время как я считал его старшим братом. Повел себя как подонок.

— Я не думаю, что Макс стал бы…

— Крошка, прекращай, — обрывает меня на полуслове, поморщившись. — Ты продолжаешь его защищать, а он этого не достоин. Ты знаешь только ту сторону Макса, которую он посчитал нужным тебе показать. А я столкнулся с его темной стороной. Поверь мне, ничего хорошего там нет.

— Я его не защищаю, — отвожу взгляд в сторону окна.

Слова о том, что я погрязла в чувствах к Шахову, решаю опустить. Чертенок, как я про себя называю Матвея, может использовать их против меня. Есть у него такое умение.

— Влюбилась, глупышка, — цокает языком Матвей. И смотрит так, словно я не человек, а бездомный котенок. Жалость с его стороны убивает, не хватало еще разреветься от нахлынувшей обиды. Даже говорить ничего не пришлось, сам все понял. Неужели все так безнадежно выглядит со стороны? — Не того ты выбрала, не того.

— Какая тебе разница, того или нет? — в глазах нестерпимо щиплет, но я держусь. В качестве защитной реакции выбираю грубость. — Это тебя не касается.

— Ты нормальная девчонка, Надя, — пожимает плечами брат Шахова, игнорируя мой выпад. — В тебе нет фальши, как в других. Я решил, что ты должна знать правду. Всю правду. Тебя он вычеркнул из жизни, как только ты стала для него помехой. А знаешь, как со мной поступил благородный и честный Максим Андреевич?

— Как?

— Украл деньги у моей семьи. Ни гроша не оставил. И сделал это, зная о том, кем является на самом деле.

— Это очень серьезное обвинение, — смотрю в глаза Матвею. — Разве такое возможно? И как вы это поняли?

— Поняли? Мы?

— Ну да, ты и семья. Ты же сам сказал, что Макс украл у вас деньги. Разве родители могли такое допустить?

— Не допустили бы, — соглашается Матвей, не сводя с меня стеклянного взгляда. — Если бы были живы.

Его признание сродни удару под дых.

— В-ваши родители… Их нет в живых?

— Погибли в автокатастрофе, — голос Матвея звучит глухо, впрочем, как и мой. — Три года назад.

— Какой кошмар, — прикрываю глаза, чувствуя невероятную жалость к братьям Шаховым. В висках пульсирует, наверное, давление подскочило от волнения.

Кажется, теперь я начинаю понимать, почему Макс такой замкнутый, а Матвей — нестабильный. Поначалу я списывала все на то, что он еще совсем юный, а в этом возрасте парням присущи вспыльчивость и импульсивность. А сейчас… все встало на свои места. Почти все.

— Да, это был кошмар, — соглашается Матвей. — И он продолжается до сих пор. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу бледные лица родителей.

— Ты был там? В машине?

— Нет, я был на похоронах. Навсегда запомнил эти кадры. Макс был с ними, они ехали с какого-то приема, а я тогда остался дома, разболелся. Это случилось перед новым годом, — Матвей рассказывает мне все это, уставившись в одну точку. — Их занесло на скользкой дороге… Выжил только Макс. Отделался ссадинами, — горько усмехается.