— Любовь — это не проблема, Алиса.

— Для меня проблема, мама, — смотрю на нее безразличным взглядом. Вот опять, тумблером щёлкнули и отключили все мои чувства, всю эмпатию. С детства замечаю за собой такую особенность, наверное, так организм пытался справиться с негативом. — Я хорошо запомнила все твои слова об отце. И, думаю, мне достаточно чужих ошибок, чтобы не наделать своих.

— Но…

— Если ты не против, я пойду в душ, — сбегаю от разговора, понимая, что совсем уж грубить матери мне не хочется.

У нас с ней так и не сложились нормальные отношения «мама-дочь», мы не можем взять и пооткровенничать на какие-нибудь сердечные темы. Сегодня она сделала такую попытку, очевидно, заметив, что я отталкиваю Ремцова, но, увы, не могу перебороть колючку внутри себя и сделать ей шаг навстречу.

Опускаюсь на край белоснежной ванны и сижу так, глядя в пустоту. Как мне хочется сейчас быть не собой. Или быть другой версией себя. Исправленной, без брака. Потому что именно такой я себя чувствую, когда не могу ответить Льву взаимностью. Точнее, не могу перешагнуть через свои страхи и пойти на поводу у своего сердца.

А оно… Боже, оно отзывается на его действия с таким трепетом, что у меня дух захватывает. Этот поцелуй сегодня… Касаюсь губ кончиками пальцев и провожу по ним. Я запомню его как одно из самых светлых воспоминаний в своей жизни.

Возможно, он бы повторился еще раз, там в ресторане, если бы не его бывшая. Более чем уверена в том, что она подгадала нужный момент. Про таких впору говорить — явилась, не запылилась.

Слышу голоса, доносящиеся из коридора, и замираю. Лев вернулся? Будто улавливаю знакомый тембр.

Быстренько споласкиваю лицо прохладной водой и наспех вытираюсь бумажным полотенцем. Если это он, мне не хочется, чтобы заметил то, как сильно я расстроена…

Открываю дверь ванной и выхожу. Цепенею почти сразу, когда понимаю, что никакой это не Лев.

— Мама, ты зачем его впустила??? — прихожу в себя слишком поздно, иначе бы не позволила отчиму и шагу за порог ступить.

***

— Здравствуй, Алиса, — протягивает отчим довольно и озирается по сторонам: — Неплохо вы тут устроились, я смотрю, хоромы барские. Аля-Аля, — цокает языком осуждающе, обращаясь к матери. — Думала под мажора дочь подложила, и дело в шляпе?

— Я не подкладывала дочь! — голос мамы дрожит.

Слава богу, Пушинка сегодня легла пораньше! Не хватало еще ей быть свидетелем этих унижений.

— Убирайся отсюда. — Чеканю я каждое слово и выдерживаю взгляд отчима. — Чтобы ноги твоей здесь не было.

— Как заговорила. Забыла, кто тебя вырастил?

— Точно не такой подонок, как ты.

— Смелая стала, я смотрю, — скалится отчим, буравя своими пустыми глазенками. — Думаешь, ноги перед этим богатым сопляком раздвинула, так сразу крыша появилась? А нихера, Алиска, нихера.

— Убирайся! — заступается мама.

— Мам, не надо. — Понимаю, что ей лучше не лезть в этот разговор. Очевидно же, что отчим просто провоцирует нас. — Лучше иди к Пушинке. Я сама разберусь.

— Но…

— Мам, просто сделай, как я сказала.

— Да, да, Алечка, иди к малой, — вторит моим словам отчим. — А нам с Алиской перетереть надо по делу.

— По какому еще делу?!

— Ма-ма, иди.

Мама нехотя, но все же делает, что я ей говорю и уходит в спальню к Пушинке. Я же остаюсь один на один с тем, кого ненавижу больше всех на свете.

— Что тебе нужно? Зачем пришел сюда? — смотрю на отчима презрительным взглядом.

— По делу, Алис, по делу. — Лыбится отчим и шмыгает носом по своей дурацкой привычке. — Думала, я так просто оставлю спектакль, который вы мне с мажориком устроили?