Ни черта Герману не хорошо и спокойно. Я часто ночью подходила к его кабинету. Зачем это делала? Ответа на этот вопрос у меня не было. Просто хотела себе что-то доказать? Может быть. Он никогда не спит в это время. Постоянно сидит на диване всё в одной и той же позе, курит и сверлит немигающим взглядом какую-то незримую точку в пространстве. Тяжелый вздох вырывался из его горла всякий раз, когда Герман выпускал облако дыма. Он страдал. По-своему, но всё-таки страдал. Так зачем же всё это стремился продолжить? Гордец, который не мог хотя бы раз в жизни переломать себя, признаться в собственной глупости и начать всё с нуля.

Из всей этой ситуации выгоду получала исключительно Лариса. Только я понятия не имела, чему она могла радоваться. Тому, что ее просто использовали как инструмент для достижения определённых целей? Или она действительно вообразила, что чуть позже станет законной женой Германа? В общем, этот беспредел продолжал своё существование. Иногда мне казалось, что было бы лучше просто сбежать с Сашей и пусть всё горит огнем. Но не хотела превращаться в полную дрянь, поэтому сделала иначе, из-за чего теперь покой мне мог только синиться.

Герман сегодня уехал на работу рано утром. Погода за окном была неважная, поэтому моя привычная прогулка отменилась. Я расположилась в гостиной и смотрела передачу, посвященную изобразительному искусству. Сегодня выпуск рассказывал о художниках-импрессионистах. Евгения приготовила для меня замечательную овсяную кашу с кусочками фруктов, и день уже по своему умолчанию стал чуточку лучше, чем обычно.

Во время рекламной паузы в гостиную спустилась Лариса, одетая в халат Германа. Я никак не отреагировала на ее появление. Пока еще в этом доме роль хозяйки принадлежала мне и вскакивать каждый раз, когда эта женщина появляется в поле моего зрения, я не собиралась. Вообще в последнее время я пересмотрела многие свои взгляды на жизнь, поведение. И выражать свои протесты открыто теперь не считала нужным. На данный момент я несла полную ответственность не только за свою жизнь, но и жизнь ребенка, а это означало, что многие свои поступки следовало тщательно обдумывать, прежде чем совершать.

Лариса опустилась в кресло и поджала под себя ноги. Это был наш первый раз, когда мы вот так очутились в рамках одной комнаты на длительное время. Я почувствовала на себе ее аккуратный оценивающий взгляд. Вероятно, мысленно она уже прикидывала, могу ли я составить ей достойную конкуренцию. Могу. Хотя бы потому, что обручальное кольцо находилось на моем пальце, а не на ее.

— Я всегда знала, что придет момент, когда Герман вынужден будет жениться на тебе, — вдруг заговорила Лариса. — Думала это так, тривиальный брак по расчёту, но вижу, Зацепина сильно на тебе заклинило. Только не могу понять, почему?

— А если узнаешь, это что-то для тебя изменит? — совершенно спокойно ответила я вопросом на вопрос.

— Возможно. Я его расположения добивалась очень долго, а ты вот так запросто, не прикладывая никаких усилий. Еще и ребеночка по-быстрому заделала.

— Завидуешь?

— Нет. Я своей свободой дорожу, мне дети вот вообще никак не нужны и брак — тоже.

Мне вдруг стало смешно, но я сдержалась, только едва заметно улыбнулась.

— Если бы ты действительно ценила свою свободу, то здесь тебя бы не было. Где свобода, там и гордость, но у тебя отсутствует и то, и другое. И знаешь, мне тебя даже немного жаль.

Лариса много чего хотела мне сказать в ответ, это было заметно по ее взгляду, но она сдержалась. Просто выдохнула, поджала губы и ушла. Мне ее мотивы были неизвестны, непонятны, но сам факт пребывания этой особы здесь, наталкивал на некоторые подозрения. Реклама закончилась, и я продолжила смотреть передачу.