А вот с банальными вроде бы случаями нарушения общественного порядка всё оказалось далеко не столь просто, как представлялось мне изначально. Драки и несанкционированное оперирование сверхэнергией перемежались пьяными выходками, танцами на столах полуобнажённых барышень и прочими непотребствами, эти эксцессы категорически не укладывались в какую-то общую схему и потому требовали индивидуального рассмотрения, а противоречивые показания фигурантов и не слишком толково составленные протоколы мою задачу отнюдь не облегчали.

Если большинство беглецов на фронт при отсутствии прочих отягчающих обстоятельств заслуживали разве что строгого предупреждения, то как прикажете поступить с аспирантами, устроившими потасовку из-за спора о наличии жизни на Марсе прямо во время семинара?

Впрочем, ломать голову на этот счёт я покуда не стал, пометил в своём списке фамилии студентов, к которым следовало проявить особое внимание, и отправился переговорить с Касатоном Стройновичем в надежде, что тот ещё не ушёл на обед.

Как оказалось – не ушёл. Но и не работал, а внимал разглагольствованиям худощавой брюнетки, которая уместилась на краю его рабочего стола и раскрепощённо покачивала стройной ножкой, не обращая внимания на задравшуюся выше колена юбку. И даже так смотрел на посетительницу заместитель председателя студсовета без всякого энтузиазма.

– Ну согласись, стабильность и предсказуемость инициации без использования гипнокодов попросту невозможны! – вещала Эля. – А наша инициатива как раз и направлена на обработку ими соискателей!

– Ты уже говорила, – подтвердил Касатон и поманил меня рукой. – Петя, заходи! Заходи! – После вновь обратил своё внимание на посетительницу. – Элечка, дорогая… Ты не оставишь нас? Это по работе.

Брюнетка раздражённо фыркнула, соскользнула со стола и оправила узкую юбку.

– Наша инициатива ничуть не менее важна!

– Но у вас сроки пока не горят, так?

Эля развернулась и вышла из кабинета, порывистым движением захлопнув за собой дверь.

– Знал бы, что она такая нудная, ни в жизни бы не связался, – с тяжким вздохом поведал мне Касатон. – А вот в постели – просто огонь! Вообще никаких комплексов!

– Ну и не жалуйся тогда, – усмехнулся я.

– С чем пришёл?

– Надо характеристики запросить на фигурантов, – пояснил я. – Список у меня есть, направишь в ректорат?

Касатон взял листок с перечнем правонарушителей, наскоро просмотрел его и уточнил:

– Сильно занят сейчас?

Я вытянул за цепочку часы, отщёлкнул крышку и покачал головой.

– Не особо.

Касатон Стройнович поднялся из-за стола и указал на пишущую машинку.

– Тогда перепечатай список, я с обеда вернусь и подпишу. Если раньше управишься, оставляй, потом заберёшь. – Он взглянул в окно и ругнулся вполголоса. – Вот же неугомонная! Так, я через чёрный ход!

Он ушёл, а я уселся за стол, передвинул к себе пишущую машинку и заправил в неё два листа, проложив их копиркой. Особым опытом работы с такого рода агрегатами похвастаться не мог, но мне в отличие от машинисток осваивать метод десятипальцевой слепой печати и не было нужды – начал бить по клавишам отдельными кинетическими импульсами. Загрохотала машинка почище пулемёта, зато и управился куда быстрее, чем если бы мучился и жал клавиши пальцами.

Стройнович к этому времени ещё не вернулся, так что я оставил одну из копий у него на столе и вышел на улицу. А там бушевали нешуточные страсти. Заявлениям Эли о преимуществах повсеместного внедрения гипнокодов оппонировало сразу несколько человек, и накал страстей был ничуть не меньше, нежели на политических манифестациях.