Я решила не уточнять, что в таком случае буду ему должна. Мне ещё с ним работать, поэтому лучше не знать.

— Спасибо, Дерек, — ответила как могла ровно. — Я подумаю.

.

Перед началом спектакля я всегда подходила к кулисам и, аккуратно выглядывая из-за них в зал, воздействовала на зрителей своей родовой магией. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы у пришедших на спектакль чуть-чуть повышалось настроение.

Когда я только появилась в жизни маэстро Родерика, и он узнал об особенностях моего родового дара, то оббегал много чиновничьих кабинетов в попытке получить официальное разрешение на подобное воздействие — по закону ментальную магию нельзя применять без согласия. Поэтому нам пришлось печатать на билетах предупреждение о том, что в театре зрителям при помощи магии будут повышать настроение и покупка билета приравнивается к разрешению на воздействие. Маэстро поначалу думал, что это отпугнёт народ — но нет, наоборот. И к нам повалили косяками, ещё и сарафанное радио включили на полную мощность. Оказалось, что очень многие не просто не против того, чтобы на них воздействовали, но даже за, если речь идёт о приятных ощущениях (тем более без последствий). Маэстро, раздувшись от гордости, повесил в холле театра копию разрешений от дознавательского и судебного комитетов, и с тех пор я подобным образом повышала настроение зрителям даже в те дни, когда не играла в спектакле.

В отличие от обычной магии родовая у меня имеется — так всегда бывает с аристократами, и никто не знает точно почему. Хотя в магии, даже в родовой, я практически не разбираюсь, но насчёт этого в курсе. Если судить по отцу, который может воздействовать на настроение собеседника по-всякому — и положительно, и отрицательно, — я то ли не унаследовала от него вторую половину дара (портить настроение у меня никогда не получалось), то ли просто не научилась своим даром пользоваться. Думаю, второе. Меня никто и не учил специально, отец в принципе игнорировал моё наличие в его жизни, с рождения, и изменилось это только после смерти матери, когда мне уже было пятнадцать. Я сбежала из дома через два года, но за это время успела насмотреться, наслушаться и почувствовать столько всего, что уверилась: Алан Вилиус не просто равнодушен ко мне, он меня искренне и беззаветно ненавидит. И это теперь даже взаимно…

Родовая магия принципиально отличается от обычной — она проявляется только у аристократов и не зависит от того, насколько наполнен резерв энергетического контура. Её ещё называют магией крови, кровной магией — наверное, потому что она наследуется по отцу. Это всегда какой-либо особый дар — кто-то умеет зажигать огонь, кто-то замораживает воду, а я вот могу воздействовать на настроение тех, кого вижу. Не до состояния «море по колено», но до желания улыбаться и с удовольствием смотреть спектакль — вполне.

Лучше бы я умела метать молнии или огненные шары — толку было бы больше. Хотя… наверное, всё же нет. Маэстро Родерику подобный родовой дар точно не пришёлся бы ко двору. Конечно, наставник помогал мне не только по причине уникальной кровной магии, и, даже если бы её не было, он всё равно поддерживал бы меня, однако в таком случае я бы чувствовала себя гораздо сильнее ему обязанной. И переживала бы больше. А сейчас все долги я прекрасно отрабатывала, приходя в театр каждый день. Играла в спектаклях и дарила зрителям отличное настроение.

Я обвела глазами полный зал, не ожидая подвоха, — и в третий раз за последнюю неделю споткнулась о взгляд мужчины, который сидел в первом ряду и словно смотрел прямо на меня — сюда, за кулисы. Глупости, наверняка он просто занавес рассматривает. И даже если смотрит на это место, где стою я, увидеть меня невозможно — маэстро здесь давно повесил иллюзорный амулет. Чтобы нельзя было разглядеть происходящее за сценой до начала спектакля, даже если грохнется занавес. За полминуты до выхода актёров амулет деактивируют, но сейчас он ещё должен работать.