– Сударь лейтенант на позиции и готов действовать.

Это был один из ключевых элементов плана. Мы с самого начала постановили, что хотя бы один из наблюдателей должен быть взят живым; если второй попадет в наши руки мертвым, это не так уж плохо. Мы с Моаной сумеем его разговорить. Тут же пришлось самого себя осадить: «мы с Моаной» – как же! Нет, конечно, мне придется кое-что сделать: снять все магические навески и блоки. Кстати, меня попросили размагичивать лишь по сигналу: доктор магии разума очень хотела лично покопаться в хитросплетениях. Я был уверен, что ей втайне желалось утереть мне нос и самой вскрыть магическую защиту, но подозревал, что быстро это сделать не удастся.

А вот боевиков (наверняка это окажутся арбалетчики) мы дружно решили брать живыми только по возможности. Поэтому мои стрелки получили строжайший приказ без надобности не рисковать и при малейшей опасности для себя открывать огонь на поражение.

Пока я раздумывал над этим, повар лично принес мне и моим людям завтрак. К моменту, когда содержимое тарелок оказалось умятым, выглянуло солнце. День обещал быть точно теплым.

И снова появился дежурный с тихой фразой: «Вахан готов работать». Вот теперь наступило мое время.

Никуда не прячась, я прошествовал к выходу. Там переступали с ноги на ногу трое оседланных коней, а на двоих уже сидели мои солдаты. У одного в шапке был магофон. Завидев меня, они шагом двинулись к воротам. Я присоединился к группе (на достаточном расстоянии от нее), и мы очень неторопливо потиптопали по дороге.

Проехали едва ли с полкилометра, когда рядовой Гюрин вскинул руку.

– Сигнал от Вахана, у него порядок!

Полученный сигнал говорил, что нашу группу заметили и послали сообщение засадникам. Дежурный по связи должен был перехватить это сообщение наблюдателя и дать знать Вахану, что, в свою очередь, развязывало ему руки в части стрельбы. Слово «порядок» трактовалось однозначно: наш снайпер попал куда надо. Мы развернулись и погнали коней к холму, где залег наблюдатель. Как только наша группа миновала поворот дороги, все могли очень хорошо разглядеть этот холм. Вверх по склону к предполагаемой позиции противника мчался на своих двоих человек. Лицо разглядеть, конечно, было нельзя, но по плану это был Сарат.

Вся группа также бежала к тому же месту. Оттуда нам уже подавали знаки.

– Командир, не подходи, я его удержу! Моана хотела прокачать потоки!

Пришлось остановиться и отойти в сторону. Солдаты подхватили раненого и почти бегом принялись спускаться. Сбоку семенил мой временно исполняющий обязанности мага жизни. На лице у него застыло сосредоточенное выражение шахматиста, проводящего многоходовую и не вполне очевидную атаку.

Наблюдателя занесли в комнату. Мне надлежало оставаться снаружи в полной готовности. Ждать пришлось вряд ли больше семи минут. Потом из комнаты звонко выкрикнули (это был голос Моаны):

– Командир, сюда! Чисти его!

Я без особой спешки вошел, давая возможность магам отбежать, и тут же поспешно выскочил обратно. Теперь от меня уже ничего не зависело. Мимолетно я отметил, что Моанин животик стал вполне кругленьким, если на него глядеть в профиль.

Стекла в окнах были не из важных. Свет они, конечно, пропускали, но все подробности внешнего мира безжалостно стирали. Но даже при таком скверном качестве удалось разглядеть, что солдаты и Сарат спешно выводят коней, садятся и отчаливают. А вот мне с ними было никак нельзя…

Сцена, которую я видеть никак не мог

Мы учли и предусмотрели очень многое. Почти все.

Мы предусмотрели возможность того, что наблюдатель окажется обладателем острейшего зрения и тончайшего слуха. Вот почему позиция Тарека была отодвинута от места предполагаемого боестолкновения, а также от позиции самого наблюдателя. Мы подумали о том, что и обоняние у него может превосходить таковое у обычного человека, вот почему лейтенант натер свое снаряжение хвоей пихты, а его еда была совершенно без пряностей. Мы предвидели, что и сообразительность у противника на высоте, по причине чего лейтенант сидел в засаде с ночи.