– Вы ведь знакомы с доктором Эдвардом Карром, работавшим в Лихэмптоне, – честным, но немного неблагоразумным в житейских вопросах человеком, не только лишенным змеиного коварства, как сказано в Библии, а даже наоборот.

– Что?! – вскричала девушка. – Значит, вы верите в то, что это было убийство?

Лорд Питер несколько секунд молча смотрел на медсестру. Ее лицо оживилось, глаза под густыми прямыми бровями загорелись любопытством. У нее были выразительные ладони, довольно крупные, с сильными ровными пальцами. Он заметил, как девушка вцепилась в подлокотники кресла.

– Пока не имею об этом ни малейшего понятия, – небрежно ответил он, – но мне интересно ваше мнение.

– Мое?.. – Сестра осеклась. – Знаете, мне не положено делиться мнением о делах моих подопечных.

– Вы уже поделились им со мной, – заметил его светлость с усмешкой. – Хотя, наверное, мне следует учесть вашу неизбежную предвзятость в пользу диагноза, поставленного доктором Карром.

– Что ж, возможно… но это не просто личное… Я имею в виду то, что мы с доктором Карром были помолвлены, никак не повлияло на мое суждение об онкологическом диагнозе мисс Доусон. Я работала вместе с доктором в нескольких аналогичных случаях и знаю, что его профессиональные выводы заслуживают доверия – в отличие от его водительских навыков.

– Ясно. Значит, как я понимаю, если он говорит, что смерть была необъяснимой, так оно и было. С этим разобрались. А теперь – что касается самóй дамы. Насколько я знаю, она к концу была немного не в себе – крыша у нее поехала, как в народе говорится?

– Я бы так не сказала. Разумеется, под действием морфия она впадала в бессознательное или, скорее, полусознательное состояние на несколько часов. Но на тот момент, когда я с ней рассталась, она, на мой взгляд, пребывала во вполне здравом уме. Просто она и в лучшие свои времена была упрямой и, что называется, с характером.

– Но доктор Карр говорил мне, что ее посещали странные фантазии – будто ее хотят отравить?

Рыжеволосая медсестра в нерешительности теребила пальцами подлокотники кресла.

– Чтобы успокоить вашу профессиональную совесть, – добавил лорд Питер, понимая, чем именно она смущена, – могу сообщить: мой друг детектив-инспектор Паркер расследует это дело вместе со мной, что дает мне некоторое право задавать подобные вопросы.

– В таком случае… Да, в таком случае, думаю, я могу ответить. Я никогда не могла понять, откуда у нее возникла мысль об отравлении, и никогда не замечала с ее стороны ничего такого – ни неприязни ко мне, ни страха. Как правило, пациент, если у него есть подозрения относительно сиделки, выказывает это. Бедная мисс Доусон всегда была исключительно добра и ласкова со мной. Когда я уезжала, она поцеловала меня, сделала маленький подарок и сказала, что ей жаль расставаться.

– Она не проявляла признаков нервозности, когда вы ее кормили?

– В последнюю неделю мне запретили ее кормить. Мисс Уиттакер заявила, будто у ее тетушки возникла эта нелепая идея, поэтому она будет кормить ее сама.

– О! Это очень интересно. Значит, первой, кто упомянул при вас о чудачестве мисс Доусон, была мисс Уиттакер?

– Да. И она попросила ничего не говорить об этом ее тетушке, чтобы не волновать ее.

– А вы говорили?

– Нет. Я бы и без предупреждения ничего не сказала пациентке. Это непрофессионально.

– Кому-нибудь еще мисс Доусон высказывала свои опасения? Доктору Карру, например.

– Нет. По словам мисс Уиттакер, ее тетя боялась и доктора тоже, потому что вообразила, будто он в сговоре со мной. Разумеется, распространившиеся впоследствии неприятные слухи придали особую окраску этой истории. Не исключено, что она заметила, как мы смотрим друг на друга или шепчемся в сторонке, и ей пришло в голову, будто мы строим заговор.