– Репутация и слухи… – Я закатила глаза. – Слава, моя мама сидит в СИЗО по фальшивым обвинениям, а меня саму считают развратной особой, которая прыгнула в постель к богатому мужику, вытянула из него кучу денег и довела до сердечного приступа. Если с Суворовым что-то не так, я хочу сама в этом убедиться. И не буду верить в обвинения окружающих его людей или оставленных им любовниц. Он всегда проявлял ко мне только доброжелательность, хотя я этого не ждала. Самое главное, что я получу деньги. Остальное неважно.

– Боюсь, что ты горько пожалеешь. Но тогда будет слишком поздно. – Слава предпринял последнюю попытку переубедить меня, но в его взгляде уже читалось поражение, а еще, как мне кажется, затаенная злость, оставленная на потом – дожидаться своего часа, когда можно будет упрекать, мол, я тебя предупреждал, а ты не слушала.

– Извини, но я уже подписала контракт и ничего не могу поделать, мне выдали ноты, и я репетирую номер. Кстати, именно из-за этой репетиции я так поздно вспомнила об ужине и мне пришлось идти в магазин.

– Что за контракт? Ты можешь мне его показать? Конечно, Суворов с его юридическим образованием мог так тонко поймать тебя, что ты не заметила бы, как продала свою душу.

– Ну, это уж чересчур. Ты перебарщиваешь. – Оттого, как водитель сгущал краски, меня охватило раздражение, но, цепляясь за остатки вежливости, поинтересовалась: – Что ты хочешь делать с этим контрактом?

– Могу показать его своему знакомому юристу. Он подскажет, где собака зарыта.

– Ладно, я дам тебе контракт, чтобы ты успокоился и поверил в благие намерения Суворова, вернее, его профессионализм. Знаешь, Слава, поначалу я тоже сомневалась, что он хочет мне добра. Но, с другой стороны, если всегда подозревать людей в злом умысле, зачем тогда жить на этом белом свете? Лучше сразу в могилу.

– Дай бог, что твоя вера в людей оправдается и тебе не придется познать на собственной шкуре, как много в них гнили.

– Уже слишком поздно для таких разговоров. Я себя плохо чувствую и хочу лечь спать.

– Да, заметил, что ты приболела. У тебя есть лекарства?

– Да, конечно же, – с удивлением ответила на вопрос, благоразумно умалчивая, откуда взялись медикаменты.

– Покажи.

– Да боже мой! Ты что, меня совсем ребенком считаешь? Может, еще и продукты проверишь?

Изрядно разозлившись, я начала осознавать, что Слава цепляется за любую возможность продолжить разговор и задержаться в квартире. А у меня не хватало уже никаких моральных сил, чтобы оставаться вежливой. Хотелось попросту указать ему на дверь. Вот настырный!

– Я всего лишь забочусь о тебе. Чего такая подозрительная? Простые слова в штыки принимаешь.

– Сам меня заразил этой подозрительностью. Теперь во всем вижу какой-то подвох.

– Наверное, и правильно, Таисия, нельзя быть такой наивной.

«Нельзя пускать на порог людей, которых ты вроде бы знаешь?» – так и рвались наружу слова, но я опять промолчала, хотя любой идиот догадался бы по выражению моего лица, что лучше убраться подобру-поздорову. Но, судя по всему, Слава хуже идиота…

– Ты говоришь, как моя мама! – не выдержав, повысила я голос.

– Мы хотим тебе только добра. – Слава разговаривал со мной тоном заботливого родителя, что раздражало не меньше. – А пока она не может тебе ничем помочь, я хочу, чтобы ты не вляпалась в дерьмо.

– Могу пообещать, что буду осторожна. Хотя даже не представляю, чем мне может грозить выступление в этом клубе. Там же не только я одна выступаю, сокурсники из моей консерватории также участвуют с номерами.

Кажется, это его немного успокоило.