видно в тучах под небом им так неуютно леталось.
Я хотел распрощаться с обыденным семенем горя,
только кроме него ничего на земле не осталось.
Я давно не слыхал, как дурачатся птицы весною,
и поутру мечтаю водой ключевою умыться,
но московское серое небо встаёт надо мною:
ни полёта, ни мысли и даже воды не напиться.
Я старался отмыть, обелить и очистить Отчизну,
только времени мне на старанья уже не осталось.
Может кто-то из вас позабудет про тлен коммунизма
и сумеет дарить не постылую злобу, а радость.
И поймёт, что для неба важны покаянье и слёзы,
да ещё не сгоревшие в сумрачном пламени души.
На асфальте раздавленный временем стебель мимозы…
но вдали от Земли не согреет спасения лучик.
«Тень моя занавеской во тьме…»
Тень моя занавеской в окне
колыхается от ветерка.
Что-то странное чудится мне
там вдали, где луна и тоска.
Где тугие, как мышцы ветров,
волны, сонно жующие тьму.
Богородицы белый покров
прикоснулся к лицу твоему.
А луна – королева зеркал —
отражает тебя в небесах.
Ночь плывет средь базальтовых скал
на пиратских косых парусах.
Вот осколок разбитой луны
покатился по берегу прочь.
И ни звука. Ни плеска волны.
Только ночь, бесконечная ночь.
«Парчовые тонкие нити…»
Не пропадет ваш скорбный труд.А. Пушкин
Парчовые тонкие нити слепого дождя мельтешат
над городом странных событий. И я, проходя наугад
по скверам, аллеям, бульварам, – по самым нестранным местам —
почувствовал: странным и старым я стал в этом городе сам.
Такой же, как все, суетливый, бегу, догоняю, спешу —
Огромный! Свободный! Счастливый! – дышу, сочиняю, пишу.
А в городе странном и старом лишь странные мысли живут,
и что ты ни сделаешь – даром твой скорбный и праведный труд.
И что ты ни скажешь – впустую, где всякий безмолвием свят.
Распяли поэта – ликуют, а умер палач – голосят.
Парчовые тонкие нити слепого дождя мельтешат.
Взгляните, прошу вас, взгляните, куда это люди спешат?
«В закоулках вьюги…»
В закоулках вьюги
ищем мы друг друга,
а дороги замело да не вьюжей силой.
Жить во дне вчерашнем
нам без Бога страшно,
да и с Богом тяжело, Господи, помилуй!
Если стало больно,
ты скажи – довольно!
И погаснет вьюжий хвост над моей могилой.
Эта истина стара:
между завтра и вчера
рухнул мой хрустальный мост, Господи, помилуй!
«Как в зеркала, в распахнутые лужи…»
Как в зеркала, в распахнутые лужи
глядит октябрь. И я ему внимаю,
что где-то есть не сломанные души,
что где-то есть веселый ветер мая.
С крутых берез осыпавшийся шорох,
и мимолетный взгляд, как свежий ветер.
И сердце снова вспыхнет, словно порох.
Как счастлив тот, кто свято в это верит.
И воскресив оборванную песню,
хочу срывать по рощам позолоту,
и бесконечно падать в поднебесье,
и умереть от радости полета.
«Пока ещё на улице свежо…»
Пока ещё на улице свежо,
и нынче ни печали, ни забот.
О, Господи! Как всё же хорошо
встречать Пасхальный утренний восход!
О, Господи! Какая благодать:
весь мир ожил надеждою на жизнь,
и ничего не надо объяснять
про суетность извечных дешевизн.
И ничего не надо говорить —
Христос воскресе! – это ли не суть?
Вот только б душу с телом примирить,
их пустотой уже не обмануть.
Рассвет Пасхальный всё-таки пришёл.
О чём мечтать?
Чего ещё мутить?
О, Господи! Как всё же хорошо
Божественную тайну ощутить.
Поэт
Сергею Есенину
Белый свет расплескался в тумане —
неприметен, как слёзы из глаз.
Нас, увы, он уже не обманет,
просто эта игра не для нас.
В час молений, страданий, разлуки
были мы от любви далеки,
и сплетались безвременья звуки
под ворчливым журчаньем реки.
Далеки наши небыли-были,
далеки наши всплески надежд.
Не любя, мы уже отлюбили,
лишь осталась гламурность одежд.