Много работы.

Очень, очень много.

Когда Тео говорила, что старая веранда выглядит убого и надо бы ее обновить, она имела в виду совсем другое.

— Это задача на бригаду ремонтников, — подвела итог размышлениям Тео. — Ты с ума сошел — в такое впрягаться?

— Да ладно, — неловко пожал плечами Том. — Подумаешь, поработаю чуть больше. Зато веранда будет красивая — как вы хотели. Можно ящики вдоль перил закрепить и цветы туда посадить или еще что-нибудь вроде этого. Вам понравится!

Тео открыла было рот, чтобы высказать все, что думает о таких внезапных порывах — но тут же закрыла его. Том взялся за ремонт веранды после вчерашнего разговора. Возможно, это благодарность за то, что Тео отказалась от кухарки. С точки зрения Тома это наверняка большая жертва. А может быть, он таким образом страхуется от проблем в будущем — доказывает собственную невероятную полезность.

Ну или что-то третье.

В конечном итоге неважно, чем именно руководствуется контрактный. Важно то, что он сознательно взял на себя огромный объем работы, и ругать его за это — полнейший идиотизм. Нельзя построить с работником доверительные отношения, обламывая его самые смелые инициативы.

— Да, думаю, ты совершенно прав, — выбрала наконец-то стратегию Тео. — Новая веранда мне определенно понравится. Но почему ты начал работать в такую рань?

— Так потом же вы к этому криворукому собрались — который виноградник выкупил, а вино сделать не может. Как его там… К Соннере. Ну, я и начал пораньше.

— В следующий раз начинай, пожалуйста, попозже, — прикрыв рот ладонью, зевнула Тео.

— О. Простите, — виновато понурился Том. — У вас окно на другую сторону выходит — я думал, не будет слышно. Ну и стучать старался потише.

— Недостаточно тихо. Так что давай-ка ты часиков с девяти веранду курочить будешь.

— Хорошо. С девяти. Как прикажете, — немедленно согласился Том.

— Вот и молодец. А сейчас поковыряйся тут еще часик максимум и заканчивай. Я умоюсь, приготовлю завтрак и пойдем к Соннере. Посмотрим, кто там его проклял и за что.

Кенси не заканчивался — так, как заканчивалась Огаста. Он не обрывался острыми углами промышленной зоны, не исчезал, обрубленный стальным капканом кольцевой дороги. Кенси медленно таял, растворяясь в наступающем прилеске. В плотном ряду домов появлялись промежутки, туда затекали зеленые ручейки травы и кустов, просачивались, как мигранты через границу. Строгая паутина улиц постепенно исчезала, и ей на смену приходил первозданный самоорганизующийся хаос. Крохотные домишки городской бедноты были натыканы там и сям, их деревянные и соломенные крыши торчали из зелени садов, как грибные шляпки из травы. Но постепенно домов становилось все меньше, деревьев — все больше, и в конце концов Тео поняла, что идет не по городу, а по лесу. Косые лучи солнца, пробивая путь через кроны, окрашивались в прозрачную зелень и падали на дорогу, расцвечивая ее пятнами тени и света.

Поначалу Тео поразила абсолютная тишина. Здесь не было ни голосов людей, ни лая собак — только золото, и зелень, и прохлада. А потом мир начал наполняться звуками. Они проступали исподволь, втекали в сознание призрачными ручейками. Шелест листвы. Озабоченное жужжание пчел над придорожными цветами. Прозрачная россыпь птичьей трели. Когда вкрадчивый шепот леса прервала деревянная механическая дробь, Тео вздрогнула.

— Что это?

— Где? — растерялся Том.

— Ну это вот. Стук в лесу! Вот, прямо сейчас — слышишь?

— А, это! — удивленно посмотрел на нее Том. — Это дятел. Вы что же, дятлов не слышали?

— Не доводилось, — Тео остановилась, заинтригованно вглядываясь в пронизанные солнечными лучами лесные заросли. — Я все-таки в Сагельене жила, это столица, а не деревня.