Никогда раньше не слышала, как мать плачет. Один раз видела. Смутное воспоминание из детства, мне было лет пять. Мама собиралась лечь в больницу, изо всех сил делала вид, что все нормально, но не смогла сдержать несколько слезинок, которые скатились по ее щекам. Тогда я сама чуть не расплакалась и сдержалась только потому, что знала – мама тогда тоже не выдержит. Мы должны быть сильными.
А сейчас за двумя закрытыми дверями моя мать не смогла совладать с эмоциями. Я изо всех сил вслушивалась, понимая, что слышать ничего не хочу, но должна знать. Я ждала, что отец заговорит, ждала каких-то объяснений, хоть что-то, что успокоит и меня, и мать, но из их комнаты доносились только всхлипы и невнятное бормотание телевизора. Папа молчал. Лишь через час он зашел ко мне.
- Кать, идем ужинать.
Я встала и пошла. Жуя макароны с сыром, я старательно избегала смотреть на мать, которая мыла посуду, на отца, который изображал голод, закидывая еду в рот. Отказавшись от чая, я вернулась к себе, раскрыла тетрадь, и слова сами собой стали рождаться в голове. Я писала все, что приходило на ум. Глупости про вкусные торты, которые пекла мама, про фотографии из ее альбома, которые я так любила рассматривать, слушая рассказы о мамином детстве и юности, про поездку в парк Горького, когда мне разрешили есть столько мороженого, сколько хотелось, про майку с именем известного футболиста на спине, которую мама ни за что не хотела покупать, но все же уступила. Я сама не заметила, как написала четыре страницы, хотя до этого едва ли могла выдавить из себя одну-две для таких дурацких сочинений.
- По литературе что задали? – просила мать, поймав меня на пути в ванную перед сном.
- Ничего, - махнула рукой. - Все устно.
Пожелав родителям спокойной ночи, я свернулась клубком в кровати, изо всех сил, стараясь прогнать прочь паническое предчувствие перемен, которое буквально душило. Я как всегда попыталась спрятаться в мире иллюзий, представляя себя красоткой, звездой, кумиром девушек, объектом восхищения мужчин, богатой, знаменитой и до безумия счастливой. Но эту скорлупу сломал крик матери:
- Как я могу успокоиться, когда ты мне два года рога наставлял?! Сам успокойся!
Я замерла, автоматически навострив уши. Но мама, видимо, взяла себя в руки, потому что больше ничего из разговора в родительской спальне разобрать было невозможно. Я сжала зубы, зажмурилась. Мне не хотелось думать о том, что услышала, не хотела понимать, что отец давно не любит мать, что наша семья – это видимость, фикция, что есть женщина… Одна ли?
Усилием воли я заставила себя вернуться в мир, где ослеплена вспышками камер, где всегда всем улыбаюсь и не имею право на плохое настроение.
Настоящее
- О чем задумалась? – легонько толкнула меня в плечо Юля.
Я несколько раз моргнула и покачала головой.
- Ничего. Так. Всегда неловко с отцом встречаться.
- Он вроде нормальный у тебя. Веселый.
- Да-да, веселый. Но мы почти чужие люди, хотя родные. Очень странно я себя чувствую. Особенно при его подружках.
Юля бросила на меня быстрый взгляд и напомнила:
- Ты можешь встречаться с ним вдвоем. Не обязательно совершать подвиги.
Я вздохнула.
- Не хочу быть предвзятой. Может она нормальная?
- Кругом одни психи, - пессимистично изрекла Юлька. – В дурке только те, кто спалился.
- Ооочень меня успокоила, - засмеялась я.
Юля пожала плечами.
- Тебе не угодишь. Может завернем за кофе?
- Нет, - выкрикнула я слишком громко.
- Ладно, только не ори.
- Нервы, - прикрылась я переживаниями.
На самом деле я не могла пить кофе. Утром меня замутило от одной мысли, даже не запаха. Я все еще пыталась отрицать свое состояние. Хотя бы сегодня хотелось побыть маленькой папиной дочкой.